Как это снято: «Свой среди чужих, чужой среди своих»

«Свой среди чужих, чужой среди своих» считается одной из вершин специфического жанра истерн, советского синтеза историко-революционной тематики и канонов американского и итальянского вестерна. В соответствии с жанровыми установками в картине есть золото и ограбление поезда, погони и перестрелки, кони и пулеметы, широкополые шляпы и кожаные куртки, детективная интрига и романтика приключения. Нашлось место и цитатам из главных мировых мастеров вестерна – Джона Форда и Серджио Леоне. При этом альтернативой долине Монументов и испанским пустыням служат просторы Чечено-Ингушской АССР и окрестности Баку, а ковбоев и индейцев заменяют чекисты и бандиты из белогвардейцев. Не уступая в популярности другим советским истернам, вроде «Белого солнца пустыни» или трилогии о «Неуловимых мстителях», михалковский дебют в их ряду дебют стоит особняком – уж больно это картина поэтичная и изысканная в кинематографическом плане.
 

Съемки фильма проходили с перерывами – с июля по декабрь 1973 года. Работа началась в павильонах «Мосфильма», где был выстроен губком и некоторые другие интерьеры. Затем группа переместилась в тогда еще подмосковное Марфино – там сняли натуру и сцену проводов эскадрона красноармейцев. Большая часть натурных эпизодов, в том числе сплав по реке, была отснята под Грозным. По легенде, места были выбраны благодаря рекомендации Махмуда Эсамбаева, убедившего Михалкова, что более живописной природы в Союзе нет. К тому же, все необходимые локации – горы, лес, река – находились близко друг от друга. Завершилась же работа близ Баку, где пришлось переснимать сцену ночного ограбления поезда, так как в первый раз пленка оказалась бракованной.

Любопытно, что вопреки серьезному контролю процесса съемок, существовавшему в условиях государственного кинопроизводства, многие сцены в картине придуманы едва ли не на ходу и сымпровизированы, в частности воспоминания есаула. Кроме того, в окончательный вариант картины в некоторых местах и вовсе вошли кадры из проб, к примеру, в сцене расстрела предателя. Также любопытно отметить, что почти весь материал был отснят с первого-второго дубля – приходилось экономить крайне скудные запасы Kodak’а (при конечной длине фильма около 2700 метров, цветной пленки было выделено всего 5400 метров).
 

По замечанию критика, работая с актером, Михалков следует правилу: «…чем эпизодичнее персонаж, тем сочнее колорит его беглого портрета». Отсюда специфическая черта всего творчества режиссера, заявленная уже в дебюте – перенаселенность экранного мира пестрыми характерными героями. Прием этот несколько тормозит развитие действия, но, вместе с тем, отнюдь не снижает напряжения, поддерживаемого за счет яркости образов. «Свой среди чужих» оказался важной строкой в фильмографиях десятка больших отечественных актеров, которые на тот момент, словами Михалкова, были «молодые, неизвестные, голодные». Фильм стал дебютом для Юрия Богатырева и Александра Адабашьяна, сделал востребованными Александра Кайдановского и Александра Калягина, по-новому раскрыл грани таланта Анатолия Солоницына, Константина Райкина, Александра Пороховщикова и, наконец, самого Михалкова.
 

«Свой среди чужих» положил начало многолетнему сотрудничеству Никиты Михалкова и оператора Павла Лебешева, итогом которого стало девять картин. Поскольку оба автора тогда были молоды, находились в самом начале творческого пути и буквально кипели идеями, лента получилась переполненной различного рода выдумками и находками. Спектр операторских решений и приемов в картине необычайно широк: съемка с рук, субъективная камера, длинные кадры, использование ракурсов, съемка с крана, эксперименты со световыми схемами и режимами, сложные цвето-тональные соотношения и т.д. Цветовая гамма многих кадров тяготеет к серой, голубоватой или зеленой монохромности, которая то и дело взрывается алыми, желтыми и прочими цветовыми пятнами. Не случайно фильм вызывает у критиков ассоциации с живописью Малевича или Петрова-Водкина.

В целом в визуальном плане картина довольно отчетливо делится на две части. В первой, за вычетом знаменитого пролога, действие происходит в основном в тесных, порой затемненных помещениях, замкнутое пространство которых давит на зрителя и на героев, выявляя несвободу, скованность последних. При этом герои периодически оказываются у окон или в дверных проемах. Создаваемый таким образом резкий светотеневой контраст как бы подчеркивает конфликтное внутреннее состояние персонажей, надломленность их мира. Ощущение неестественности усиливается частым использованием мизансцен, тяготеющих к театральным. Действие второй половины фильма, абсолютно приключенческой и наполненной разного рода экшном, разворачивается в основном на открытом, залитом естественным светом пространстве, при этом визуальная манера здесь близка к документализму.

Любопытен нюанс, связанный с чередованием черно-белого и цветного изображения. За 40 лет существования фильма и критики, и зрители сломали немало копий, отстаивая ту или иную версию смыслового значения различных цветовых режимов в фильме. И хотя определенные закономерности при желании проследить действительно возможно, настоящая причина появления черно-белых вставок заключается в дефиците Kodak’а. Монохромные эпизоды – те, что снимались позже остальных, когда закончился выделенный на картину лимит цветной пленки. Как бы то ни было, черно-белые вставки, особенно стоит выделить высококонтрастный эпизод ограбления поезда, определенно лишь укрепили эстетскую атмосферу картины.
 

Особый стиль и изящество картине придают едва ли не пижонские костюмы героев. Создавая их, Никита Михалков и художник Алина Будникова ориентировались на костюмы героев американских вестернов, при этом сознательно утрируя их. Историческая точность ключевой роли не играла, и авторы легко смешивали моду разных эпох. Так полусоветским, полувестернизированным получился костюм героя Юрия Богатырева: потертая чекистская кожаная куртка, синие штаны вместо джинсов, американские сапоги, колоритный свитер крупной вязки и фуражка с красной звездой. Такое сочетание создавало образ мачо, в котором одновременно неуловимо присутствовала мягкость и хрупкость.
 

Несмотря на то, что на площадке постоянно присутствовали каскадеры-дублеры, большинство трюков молодые актеры предпочитали выполнять самостоятельно: рукопашные схватки, погони на лошадях, джигитовка, – причем Юрий Богатырев впервые в жизни сел верхом только во время съемок, – спуск по горной реке на плоту и т.д. Притчей во языцех стал прыжок Константина Райкина с 12-метрового обрыва в бурный водоворот. При скорости течения в 12 метров в секунду и температуре воды +3°. Благо спасатели были рядом – их услуги пригодились.
 

Музыка Эдуарда Артемьева из «Свой среди чужих» без преувеличения – один из самых узнаваемых саундтреков советского кино. Между тем, по словам самого Артемьева, сочинялась она хоть и в сжатые сроки, но «как-то между делом, не напрягаясь». Известный своим умением работать в любых жанрах и с любым материалом, здесь композитор проявил себя талантливым мелодистом, точно попав в романтическое настроение картины и придав истории особую поэтическую возвышенность. При этом, как и остальные детали картины, по настоянию Михалкова аранжировка имела референсы из классики вестерна.