В рамках документальной программы фестиваля независимого кино «2morrow/Завтра» был показан фильм «Ай Вэйвэй: Фейковое дело» – портрет скандально известного художника, не одно десятилетие бросающего вызов китайским властям. О том, с какими опасностями было сопряжено создание картины, tvkinoradio.ru рассказал режиссер Андреас Йонсен.
Датский режиссер-документалист Андреас Йонсен
— Каково это: снимать в коммунистическом Китае опального художника?
— Было много сложностей. Во-первых, с получением визы, поскольку в Китае настороженно относятся к иностранцам. Выручил ресторан восточной кухни, которым я владею. Сказал, что мне необходимо больше узнать о кухне Китая, и мне с радостью дали визу. Я старался быть осторожным в самой стране. При въезде и выезде оборудования у меня с собой не было, все необходимое передавал через других людей, согласившихся мне помочь.
— Чем вас привлекла фигура Ай Вэйвэя, что вы решились на такую авантюру?
— Я многие годы увлекаюсь Китаем, все время искал, с какой бы стороны подойти к исследованию его современной жизни. В определенный момент стал интересоваться местными диссидентами и общественными активистами. Не удивительно, что в итоге наткнулся на Ай Вэйвэя. Он показался мне идеальным протагонистом для фильма. Все, что он делает, масштабно, значительно и оригинально. Если бы я снимал про типичного активиста, скорей всего получилось бы кино, в котором главный герой все время сидит за компьютером. Просто потому, что вся революционная активность сейчас происходит в Интернете. Но с Ай Вэйвэем дела обстоят не так, его деятельность более разнообразна и подходит для отражения на экране.
— Пару лет назад об Ай Вэйвэе уже выходил фильм «Никогда не извиняйся». Не боялись ли вы в чем-то пересечься с этой картиной? И что нового вы хотели добавить к портрету своего героя?
— Ну, во-первых, когда я начинал свой проект, картин об Ай Вэйвэе еще не было. Во-вторых, «Никогда не извиняйся» – это совсем другое кино, в большей степени биографическое, исследующее его жизнь, его работы, достижения и т.д. Моя же картина – это скорей экзистенциальная история человека. Он выходит из тюрьмы после трех месяцев заключения, садится под домашний арест, вынужденный следовать каким-то строгим правилам и ограничениям. Обычно открытый и энергичный человек, теперь он подавлен этим преследованием со стороны государства. Что он будет делать, как будет себя вести, как преодолеет эти испытания – вот такие вопросы меня волновали при работе над фильмом. Мне не хотелось исследовать его творчество или весь его жизненный путь, меня интересовал он сам в конкретный, очень необычный момент его жизни. Отразить я это старался не отстраненно, а таким способом, чтобы зритель, смотря фильм, чувствовал близость к герою, буквально находился бы рядом с ним.
— Существовало ли у вас при этом представление, чем конкретно будет ваш фильм, что вы будете снимать, с чем придется столкнуться? Был ли какой-то план или некое подобие сценария?
— Нет, ни плана, ни сценария, ничего такого не было и быть не могло. Ай Вэйвэй настолько занят и при этом импульсивен, интуитивен и спонтанен, что предсказать его действия невозможно. Он постоянно меняет свои намерения, разворачиваясь буквально на 180°, и причина этого в том, что все, что его окружает, способно его вдохновить, он постоянно находится в поиске этого вдохновения. Соответственно, если ты хочешь с ним работать, планировать что-либо – не лучшая идея. Надо быть податливым, гибким, терпеливым и готовым ко всему.
— Насколько я понимаю, во время съемок вы буквально 24 часа в сутки находились рядом с Ай Вэйвэем. Каково это: постоянно присутствовать в жизни другого человека и при этом еще и снимать его?
— Знаете, кино – это такая вещь, когда из разрозненных моментов собирается некая цельная история. Но дело в том, что когда ты снимаешь, большую часть времени вокруг тебя ничего не происходит. Почти все время Ай Вэйвэй был раздражительным, подавленным, и это понятно, учитывая, что он переживал в тот период. Поэтому большую часть времени приходилось просто ждать-ждать-ждать, что что-то произойдет. Я не знаю китайский, и, как правило, понятия не имел, о чем говорили вокруг меня. Но когда ты на протяжении долгого времени находишься с людьми и лучше узнаешь их, учишься чувствовать атмосферу и использовать интуицию. В фильме я постарался передать ощущение томительного ожидания. Ведь это значительная часть жизни Ай Вэйвэя, и это способ подавления китайскими властями – держать его в подвешенном состоянии, в постоянной неопределенности, в ожидании чего-то: решения дела, ареста, нападения или даже убийства.
— Не боялись, что все это может затронуть и вас?
— Конечно, я учитывал, что произойти может все, что угодно. Временами было действительно страшно. С другой стороны, в такие моменты я старался думать об Ай Вэйвэе, о том, что в любом случае мое положение несравнимо с его, и что прежде всего он нуждается в поддержке. Я старался сосредоточиться на деле, а не на страхах, волнениях, жалобах и прочем. Мне кажется, что это вполне адекватная работа инстинктов – когда тебе что-то угрожает, отбрасывать беспокойство и сосредотачиваться на своей цели. Но каждый раз, когда я возвращался домой из Китая, из-за постоянного давления я чувствовал абсолютное изнеможение.
— А сколько заняли съемки и какое количество материала в итоге получилось?
— Я снимал в течение трех лет, с лета 2010 года до марта 2013 года. Довольно долго. Но основное действие в кадре охватывает где-то полтора года с момента выхода Ай Вэйвэя из тюрьмы в июне 2011 года. Сколько получилось материала, я на самом деле никогда не считал, но полагаю, в районе 200-300 часов.
— Каково монтировать такие объемы?
— Дело в том, что монтажом я занимался после каждой поездки в Китай. Это был такой длительный и прерывистый процесс. Плюс после завершения всех съемок посидел на монтаже где-то месяца три.
— Расскажите об оборудовании, которое вы использовали.
— На протяжении всех съемок я использовал разное оборудование, и при этом обходиться приходилось самым минимальным набором устройств, поскольку я снимал без разрешения властей, нужно было быть очень осмотрительным. Начинал снимать на камеру Canon XF100, полупрофессиональную, но компактную, удобную, пишущую на CompactFlash. Также иногда я использовал Canon 5D. Ну и еще что-то. Порой это зависело просто от того, что находилось под руками в данный момент. Например, некоторые сцены и вовсе сняты на iPhone. Да, ну и вся съемочная группа состояла из меня одного.
— Можно сказать, что ваш фильм – наглядное свидетельство того, как технологии упрощают создание кино и расширяют возможности кинематографистов?
— Благодаря технологиям снимать, конечно, все проще и проще. Камеры становятся меньше, удобней, качественней, дешевле. Всего несколько лет назад все было по-другому. Благодаря Интернету сегодня легче пробиться к своей аудитории, найти своего зрителя. Это настоящая революция. В то же время контента становится слишком много, он избыточен. Своего рода вызов нашей эпохи состоит в том, чтобы научиться разделять информацию, выделять то, что действительно стоит времени. Сегодняшний зритель смотрит слишком много ненужного. Еще одна проблема – зритель ни во что не вникает. Мы можем одновременно смотреть фильм, быть онлайн, с кем-то вести переписку, с другим говорить по телефону и вдобавок еще готовить ужин. Это сумасшествие (смеется). Думаю, сегодня нам надо учиться ограничивать себя в этом плане. Но как – я не знаю. Мы запустили это процесс зависимости от информации и технологий, и непонятно, как его теперь остановить.
— Что тогда, по вашему мнению, отличает обычного человека с камерой от документалиста?
— Режиссера-документалиста отличает несколько вещей. Первая и самая главная – это терпение. Если хочешь, чтобы в кадре действительно что-то произошло, надо учиться ждать. Кроме того, надо уметь видеть, в каком материале есть потенциал истории, а в каком нет. Также документалист должен быть свободен, подвижен и открыт своей интуиции. Ну и надо интересоваться людьми, быть с ними честным, доверять им и искать с ними что-то общее, некие точки соприкосновения. Только тогда они доверятся тебе и поделятся своей историей. Доверия Ай ВэйВэя мне удалось добиться.