— Каково это: молодому человеку из провинции пройти через «огонь, воду и медные трубы» и оказаться на главных телеканалах страны?
— Через медные трубы? Нет, не проходил, а через огонь – это да. Но быстро потушили (смеётся). Странно, конечно, рассказывать о себе, обычно сам спрашиваю.
— Ладно, хорошо, давай серьёзно. Начал ты с…
— …с радио в Курске. Я родился в Курской области, во Льгове. Потом жил в Сумах, недалеко от Украины. Пошёл в первый класс, получилось, в украинскую школу. Потом во втором классе оказался в Брянске, и вот только в третьем классе вернулся в Курск, мы переехали в поселок им. Маршала Жукова. Мои преподаватели посчитали, что я не справлюсь с программой 10 и 11 классов, и тогда папа – человек с большой творческой историей – решил, что моё место в музыкальном училище. И я пошёл учиться. Тенор-саксофон.
— А помог саксофон в дальнейшем?
— Конечно. Это голос, это диафрагма. А ещё помогло то, что, когда репетиция начинается с утра и продолжается до вечера, у тебя происходит кислородное опьянение. То есть сразу хорошее настроение. Это к ответу на частый вопрос: «Почему постоянно весёлый такой?». Я отвечаю: «Дышу активно». То есть я – кислородный алкоголик.
— Уточню для тех, кто не знает, Жуково – это военный городок под Курском. Твои родители военные?
— Нет, они оба музыканты. Папа – фаготист, мама – виолончелист. Но жизнь была такая в 90-х, что им приходилось заниматься то коммерцией, то переезжать с места на место, а тут вдруг папе предложили место в военном оркестре, так я и оказался в Жукове. У меня был маленький закуток в нашей однокомнатной квартире, где я занимался творчеством. В это же время в Курске появилась первая коммерческая радиостанция, мне тогда уже нравилось работать с голосом, и я вдруг понял, что очень хочу связать себя именно с радио.
— Тебе было…
— Четырнадцать лет. Я записал кассету с демо и пошёл с ней на радио. И меня почему-то взяли. И в то же время меня заметили на региональном ТВ, на телекомпании «Такт». Я помню свой первый эфир. У меня заканчивались съёмки на телевидении, а в 12 часов начиналась первая ночная смена на радио – всего полчаса, чтобы успеть. И я бегу, весь мокрый, но такой счастливый. Первый эфир – это не столько испуг, сколько счастье.
— Как появился творческий псевдоним «Зорькин»: до радио или после него?
— Сначала на радио я был Антоном Пятницким. Две недели. Потом программный директор мне говорит: «Антон, мне не нравится Пятницкий. Не могу объяснить, но с твоим голосом не Пятницкий ты, и всё. Давай придумывать что-то другое, менять». Так как я был молодой ведущий, то меня ставили или на ночь, или на утро выходных, в самое неслушабельное время, чтобы обкатать меня как ди-джея и как эфирного ведущего. Так всех на радио обкатывают. Мне придумали утреннее шоу в первое смену в воскресенье в качестве эксперимента. Оно называлось «Воскресная зорька». Так появился Антон Зорькин, а я стал постоянным утренним радиоведущим, параллельно ведя программу на телевидении. Много лет спустя мне рассказал мой программный директор, что он специально продвигал меня на местном ТВ, чтобы сделать из меня более популярного радиоведущего.
— Когда ты решил, что пора расширять горизонты, переехать в столицу?
— Однажды одна знакомая спросила: «А почему ты не хочешь поступить на журфак?». Я говорю: «Я же не журналист!». А сам пошёл и поступил. Учась на первом курсе, я вёл на «Такте» в прямом эфире телешоу «Ваше утро». Мне предложили попробовать себя в Москве. Я, 21-летний наивный мальчик, поехал, однако работу сразу не нашёл. Но остался в столице. Не то чтобы бедствовал, но жил, мягко говоря, скромно. Моя первая работа была стажёром-сценаристом на программе «Окна» на «ТНТ». Тогда стажёр получал 300 долларов в месяц. Мне казалось (в 2004 году): колоссальные деньги! Но это я так думал, пока не узнал, какие цены в столовых на телевидении. И проработав месяц на «ТНТ», я ушёл.
— Почему? Из-за денег?
— Нет, просто не получал удовольствия от этой работы, да и зацепиться же надо было как-то за столицу.
Потом был первый дамский канал для женщин «ТДК – Телевизионный дамский клуб». Я шёл туда работать корром в новости: культура, мода, спорт, досуг и т.д. Сначала дали рубрику, а позже поставили работать на утро. Я стал ведущим прямого утреннего эфира – не в 6, слава богу, а в 7 утра. Это было знакомо и доставляло удовольствие. Меня заметили и взяли на Первый канал, на «Доброе утро» в рубрику «Научпоп». Моя тема, отличные редакторы, всё нравилось, но в кадр нельзя было становиться. А мне очень хотелось в кадр, поэтому я продолжал рассылку резюме, и откликнулось ТВЦ, у которого случился ребрендинг и появилось «Настроение» с прямыми эфирами с 6 до 9. Меня поставили спецкором на прямые включения. Наконец-то, я встал в кадр, да ещё на прямой эфир! Было несколько прямых включений на протяжении 3-х часов. Но анонс выходил в 5.59, 20 секунд до новостей. Нужно было рассказать, кто мы, где мы и с кем будем пообщаться.
— Как технически это происходило?
— Заранее на локацию приезжала «флайка» (машина со спутниковой тарелкой) – поймали спутник, сигнал приняли, звук приняли. Дальше приезжали мы: оператор, осветитель, продюсер, у которого телефон, чтобы связываться с техническим редактором на Мосфильмовской. У меня на связи редактор, которая отсчитывает время. Был случай. Мы снимали на Ходынском поле, зимой, в дикий мороз. И то ли кто-то до кого-то не дозвонился, то ли что-то со связью. Я стою, жду сигнала, уже 5.59, а отмашки нет. Очень холодно. Я разминаю рот и повторяю текст: «Дооообрррое утро. Доб-ро-е-ут-ро. Мы-на-хо-дын-ском-по-ле-мы-на-хо-дын-ском-по-ле», – и так далее. Тихо спрашиваю у продюсера: «Когда эфир? Когда эфир?». А она: «Не знаю, нет сигнала». И через пару секунд: «Ой, Антон, мы уже были в эфире». Как? Когда? Получилось так. Ведущий в студии говорит: «А сейчас мы свяжемся с нашим корреспондентом Антоном Зорькиным. Антон, здравствуйте». Включение, а там я: «Доб-ро-е-ут-ро. Доб-ро-е-ут-ро». Ведущий: «Доброе утро, Антон. Где вы сейчас находитесь?». Я: «Мы-на-Хо-дын-ском-по-ле. По-по-ле-ле». Ведущий: «Спасибо, Антон. А сейчас новости». И пошло дальше. Никто ничего не заподозрил.
— А вот, забегая вперёд, как сейчас прописываются вопросы гостям на центральных каналах?
— По-разному. Чаще всего сам, но есть определённые лица: политики, спортсмены, известные артисты, актёры – которым заранее высылаешь вопросы. Их менеджеры утверждают вопросы, какие-то вычёркивают, какие-то добавляют. Есть вопросы, которые заранее прописывают редакторы. Но бывают такие случаи в эфире… У меня было интервью с известным футболистом, и я задал вопрос, на который он не хотел отвечать. И мне показалось на какое-то мгновение, что он мне сейчас врежет.
— И?
— Ну он нормальный адекватный человек, ответил, конечно, но напрягся сильно.
— Как работает корреспондент утреннего эфира?
— Это сложно, на самом деле. Ты после подготовки эфира шёл домой ближе к 00.00. Надо было вставать в 2.30. К тебе подъезжала машина на развоз. Эфир. В 9.00 ты свободен. Ты можешь поспать, но тебе надо готовить следующий день. Так я проработал около года, пока мне не предложили место в утренней рубрике «Активная жизни» на НТВ. Я пошёл, поговорил по-человечески с редактором «Настроения» ТВЦ, и меня отпустили. Началась моя энтэвэшная история. Ежедневно снимали по трёхминутному сюжету. Стабильно.
В свой первый же эфир на НТВ я познакомился с Юлей Бордовских. Записывалась студия в режиме прямого эфира: сюжет, подводка, сюжет, без «стопов». И Юля Бордовских, хозяйка эфира, представляет нового рубриканта, то есть меня. И она читает суфлёр: «Я рада представить нового ведущего рубрики “Активная жизнь” Антона Зорькина. Андрей, здравствуйте…». Всё это будто в прямом эфире. Я сначала промолчал, но ответил на вопрос. Юля продолжает: Андрей, Андрей. В конце концов не выдержал и говорю: «Я Антон». И продолжаю: «Давайте остановим запись и перепишем всё заново». И тут она как взорвётся: «Здесь я решаю, останавливаем мы запись или нет! Мы же в прямом эфире!». Я не останавливаюсь: «Мы в кривом эфире, давайте перепишем». Юля: «Объясните этому…, что здесь я решаю, кривой эфир или прямой!». Я сижу ни жив ни мёртв, думаю: «Вот я попал…». Представь: не был ни разу в этой студии, не видел ни разу своего суфлёра, ни разу не видел этот свет. Идеально говорить в таких условиях трудно, поверь. После эфира она говорит: «Ну, ты мог бы пошутить как-то, например, что я блондинка, или что-то ещё». Но потом мы стали друзьями.
— Так, понятно. Что дальше?
— Дальше вот что. Наступил период MTV. Они решили сделать ребрендинг. И меня утверждают ведущим на News Block MTV. Я там работаю год. Не могу быть в эфире таким, каким я хочу – эмоциональным, улыбчивым, потому что там всё очень строго. Сидит режиссёр, смотрит запись и говорит: не то, не то, не то, надо по-другому. Я им благодарен за это, потому что расширил свой профессиональный диапазон.
— Кстати, я начал тебя смотреть внимательно именно на MTV. Когда я увидел тебя на MTV, мне сразу стало интересно смотреть на тебя в рамках. В строгих рамках формата.
— Что, правда? А мне как раз было очень сложно. Но, как показывает время, полезно.
— Мне было интересно смотреть, как ты держишься в чуждом тебе формате. Вот эти фирменные эмтивишные ладошки, кулачки…
— Точно! Я думал, что у меня никогда не было проблем с тем, куда девать руки, а здесь это было прописано в каноне. Сейчас расскажу историю, но не про руки. Вечером записываем эфир, который пойдёт на следующий день утром. Отсняли, я ушёл, и вдруг звонок: «Антон, срочно приезжай. Срочно. Только надень что-то тёмное». Что случилось? «Майкл Джексон умер, переписываем срочно весь блок». Прошло немного времени, мне звонят: «Антон, срочно беги сюда». Что случилось? «Зыкина умерла». Через день у меня оператор удручённо и устало спрашивает: «Антон, когда у тебя следующий эфир, чтобы быть готовым?». Потом на MTV пришёл новый руководитель, произошли перестановки, всех ведущих News Block поменяли. Но я не был удручён, потому что по-прежнему работал на «Активной жизни».
— А как к этому совмещению относились на каналах?
— Мне, наверное, повезло, но никто не был против того, что я одновременно работал и на НТВ, и на MTV. Но в один момент на «Семёрке» (который исчез с экранов ТВ), мне предложили роль ведущего трехчасового утреннего эфира в программе «Новое утро». И это был настоящий праздник, потому что это как раз тот момент, когда ты можешь сказать – мечты сбываются. Это был любимый формат, добрый и позитивный. С хорошими новостями и веселыми гостями. Мне нравилось там работать. Но телевидение такая штука, где проекты открываются и закрываются. Вот и «Новое утро» кануло в лету. Но зато на РЕН ТВ в это время появилась своя утренняя программа. Я там вёл 15-минутный блок о светской жизни в Москве. Но и этот проект жил недолго. Потом была поездка в Лондон, мы там снимали детскую программу для телеканала Cartoon Network. Ну а затем для меня наступило время «Москвы 24».
— Чем тебя привлекла «Москва 24»?
— Утренним шоу. Я же повёрнут на утренних программах, у меня даже тема диплома на журфаке была «Эволюция утренних шоу», где я приводил примеры не только наших программ, но и зарубежных. И вот то, что я видел на американских шоу, могло воплотиться на «Москве 24». Я сам пришёл к продюсеру, рассказал, как я вижу утро на канале, и убедил его взять меня ведущим. Но первые эфиры оказались не такими эмоциональными, как мне хотелось. Я смотрел эфиры в записи и видел, что свет выставлен «жёстко»… Я отсматриваю эфир «Доброе утро, Торонто», делаю скрин-шот, несу редактору и говорю: хочу вот такой свет. И все вокруг начинают смеяться. Говорят: «Антон, у этого ведущего в Торонто глянцевое лицо? Вот! А нам этого не надо, нам нужно живое лицо». Я тогда не смел настаивать на своей точке зрения, это сейчас я придаю большое значение собственному видению, потому что вижу, как все мои предложения находят воплощение на других каналах. Например, на том же «Москва 24» спустя три месяца поменяли свет, когда туда пришли другие осветители.
Я вообще сейчас думаю, что проходит время телевизионных романтиков. Я вспоминаю свои первые эфиры здесь или в Курске, когда мы постоянно что-то придумывали новое. Например, я когда-то придумал: а что если для утреннего шоу построить стеклянную студию и поставить её в городе? Показываю концепцию режиссёру, а мне говорят: «Зорькин, ты ведёшь эфир? Вот и веди». Спустя несколько лет Первый канал ставит стеклянную студию в Парке Горького.
— Но в итоге ты остался на НТВ?
— Да. Они позвонили как раз тогда, когда я ушёл отовсюду. Мне говорят: «Теперь у тебя 5 минут ежедневно». Это было очень приятно и очень вовремя.
— А что случилось в 2010 году? На концерте с Владимиром Путиным (речь идёт о знаменитом благотворительном концерте с голливудскими звёздами и Путиным за роялем. – Прим. tvkinoradio.ru)? По твоей репутации это сильно ударило?
— Ты что? Наоборот!
— Не верю!
— До сих пор эта история ещё тянется позитивным шлейфом. Я не знаю про все эти подводные камни, хотя и читал все эти статьи в интернете, но, поверь, на моих глазах звёзды посещали больницы, я сам видел, как представители фонда передавали в больницы оборудование. Я не говорю о том, чего я не видел, я говорю только о том, что видел лично. Денег не видел, но дорогостоящее оборудование видел. Денег, кстати, я не видел и в прямом смысле, я вёл этот концерт абсолютно бесплатно, по своей воле. Кстати, ведущего на этом банкете выбирали – в результате, выбрали меня и Катю Стриженову. Но я не получил ни копейки. Ну а что ты удивляешься? Представь, когда ещё тебе пожмёт руку президент, или где ещё увидишь, как Голди Хоун и Шэрон Стоун, просто, по-человечески, обсуждают житейские вопросы? А потом Голди Хоун, суперзвезда, подходит к тебе за кулисами и говорит очень приятные вещи. Как на это не согласиться?
— А зачем тебе история с философскими книгами и спектаклями?
— Я написал книгу «Поверь в мечту» и грежу поставить мультимедийный спектакль по ней, где совместились бы мюзикл, поэзия, кино, театр на одной сцене.
— Нет, это понятно. Но зачем?
— Это моя очередная придумка, которую я хочу воплотить в жизнь. У меня кандидатская степень по психологии. Я её получил за разработку тренинга личностного роста. Я совместил навыки актёрского мастерства, навыки, полученные в теле- и радиоэфире, язык жестов и ещё много чего и назвал это «тренинг-шоу». И сейчас езжу по России и другим странам со своим тренингом.
— А вот теперь важный для меня вопрос. Начну издалека. Какие для тебя существуют ориентиры на телевидении? Ну, Малахов, понятно.
— Да, я действительно очень уважаю Андрея Малахова. То, что он сделал для понятия «ток-шоу» в нашей стране, просто невозможно оценить. Но сейчас это уже не ориентир. Ты знаешь, у каждого телеведущего происходит страшная вещь на определенном этапе карьеры. Если ты не являешься автором, продюсером – тебя легко могут выкинуть. Телеведущий уже даже не говорящая голова. Он – продукт. Мой сегодняшний ориентир – моё внутреннее осознание того, что для меня комфортно и что для мне интересно.
— Вот ты, получается, такой универсальный артист. Хочешь – «дашь Малахова», хочешь – философией займёшься. А «дать Корчевникова» можешь?
— В смысле выступить в роли Корчевникова? Теоретически, да, но с одной поправкой. Телеведущий влияет на мировоззрение всей страны, но влиять в стиле «пьяная жена убила мужа» я не хочу. Телеведущий, если говорить в общем, строит отношения между людьми, внутри семей, друг с другом. Наш сегодняшний зритель сформировался при помощи телевидения и радио, поэтому есть огромная ответственность за то, что ты говоришь и как говоришь. И это не пафосные слова, это то, что я на самом деле думаю.
— Ну ты же понимаешь, что я имею в виду не совсем это.
— Если говорить о том, что Корчевникова наградили за всё это… Да, меня награда, конечно бы, порадовала, как и любого. Но мне очень важно, чтобы глубоко внутри я был бы честен сам с собой, со своей совестью. Кстати, у Малахова есть одна чудесная фишка. Роясь в грязном белье, он всё равно в результате выходит на позитив, на добро, понимаешь? Он выступает не как говорящая голова, а как мудрый человек. Кто бы к нему ни пришёл, Малахов всё равно выруливает к концу программы на светлую сторону.
Сейчас даже на кастингах ведущих ищут не человека или личность, а инструмент, с помощью которого можно ретранслировать информацию. Сейчас у нас массовое телевидение, когда видно невооружённым глазом, что впереди – слияние в один большой холдинг. Поэтому никому не нужно средство информации, нужно средство манипуляции. Даже информацию подают в клиповом стиле, сейчас время твиттера – 140 символов, и довольно.
Я стараюсь не посещать мероприятия, где меня могут спровоцировать на негатив. Мне важно – прости, если я буду выглядеть пафосным, – но мне важно нести с экрана позитив. Воспринимай, как хочешь, но это моя цель, и это правда.