Звукорежиссер: Владимир Литровник

Тарковский говорил: «Нет большей глупости, чем писать фонограмму на площадке». Он считал, что на площадке актер должен играть, а не думать о своем произношении. Я тоже за озвучание, но по другой причине. Я считаю, что в фильме все должно быть красиво – без какого-то шума с площадки. Кроме того, писать звук сразу – дороже, приходится применять больше аппаратуры. Надо постоянно взаимодействовать с оператором, понимать: на какую камеру работает актер, где стоит свет, будет ли он мерцать, откуда могут исходить шумы, будет ли рация во время съемок, на какой частоте она работает  – все это имеет значение. То есть это тяжелый процесс подготовки, с которым наши коллеги за рубежом очень ловко научились справляться, а мы почему-то решили, что можно опустить предварительную подготовку и сразу перейти к записи «чистового» звука. Так не бывает. Дорогая вещь стоит дорого. Есть такая популярная формула, что кино невозможно снять хорошо, быстро и дешево. Из этих трех компонентов можно выбрать только два, потому что сразу три – такого не бывает.
 

 
Но случается разное. Сейчас я делаю картину, где много американских актеров, поэтому, конечно, ее всю нужно будет переозвучивать. Но и здесь будут проблемы, потому что есть разница восприятия, английский язык длиннее. Они говорят дольше те слова, которые мы говорим короче. Еще западные звукорежиссеры делают картину чуть глуше, чем мы. Наш язык выше, звонче, все эти звуки [с], [ш].
 
Звуком можно исправить все, что угодно, кроме плохо снятого кино. Даже если звук очень хороший, если все идеально синхронизировано, всегда слышно, что это инородная история.

Звук – это душа, а изображение – ноги. Изображение позволяет идти, а звук – летать. Звук свободнее, универсальнее, чем картинка. 

Сколько музыки у нас в жизни? Немного. А кино предполагает показывать жизнь. Между прочим, великий фильм Михаила Рома «9 дней одного года» практически без музыки. Там только в сцене в ресторане, кажется, что-то играет фоном. Но нельзя говорить, «много музыки» или «мало музыки». Это как с девушкой: нравится она вам или нет. Все решается методом проб и ошибок.
 

 
Как работает композитор над картиной? Сначала он разговаривает с продюсером и режиссером, после этого пишет несколько тем. Например, тема героя, тема титров и так далее. Потом он работает с монтажным размером картины. Я раньше много работал с Максимом Дунаевским. Он запирался в монтажной с тетрадочкой и писал посекундную партитуру, расставлял акценты, но это не значило, что она совпадет. Дальше приглашался оркестр, включалась пленка, дирижер считал про себя, смотрел на изображение и в какой-то момент говорил: «Поехали». И оркестр играл в таком темпе, чтобы уложиться в две минуты. Сейчас все проще: расставил в компьютере все акценты и записал их. Композиторы же не мыслят кадрами, они мыслят долями.
 

Мне нравится фраза Сокурова о том, что фильм должен звучать. Я всегда стараюсь делать звук так, будто в этом фильме никогда не будет музыки. Если я смогу удержаться только на шумах, то это хорошо. Как сказал, опять же, Андрей Арсеньевич Тарковский, «музыка – это последнее прибежище плохого режиссера». В этом есть своя правда. Смотришь по телевизору современную мелодраму, герой говорит: «Я тебя люблю», – и тут вступает, например, Бетховен. Без музыки это «я тебя люблю» звучит куда интереснее.
 

Я не говорю, что музыку обязательно надо убирать, она порой имеет важное значение. Есть путь иллюстрации изображения, есть путь контрапункта. Вспомните фильм с Бельмондо «Профессионал», когда его убивают, играет потрясающе красивая тема, – это и есть контрапункт.

Потом еще стоит разделять кино и сериалы. В сериалах музыки может быть сколько угодно, но в кино она очень дозирована. Всегда можно понять, когда режиссер пытается музыкой заслонить тот факт, что он плохо снял фильм.

Очень трудно озвучивать тишину. Всякие стрелялки-леталки, типа «Властелина колец» или «Хоббита», очень увлекательно и легко озвучивать. А там, где звук отсутствует, – это нелегкая работа. Самый сложный случай, когда мне приходилось иметь дело с тишиной, – это фильм «Остров». Он идет час сорок, и в плане звука там ничего не происходит. Это очень кропотливая, тщательная работа.

Вот появился новый формат Dolby Atmos. Если звук 5.1 или 7.1 имеет от шести до восьми каналов, то у Atmos – 64 полноценных управляемых канала. В Москве есть пять или семь залов с таким звуком, сходите, послушайте. Это очень любопытно. Вы можете получить звук в любой точке зала. Это колоссально, но другое дело, что под Atmos нужно писать сценарий. Я видел «Оз: великий и ужасный», они придумали очень интересный сценарий. Сначала это черно-белый плоский фильм с таким же плоским звуком, потом герой попадает в страну Оз, и тут же открывается цвет, 3D и Atmos, птички полетели, все на свете – ощущение невероятное. У нас сейчас тоже делаются попытки сделать что-то со звуком Atmos. При этом надо понимать, что в Atmos нельзя делать все кино, сойдешь с ума от этого обилия. Нужно делать ровно столько, сколько строго необходимо.

Вообще, технологии сейчас настолько упростили процесс настройки звука, что ты можешь видеть перед собой на мониторе кинозал и мышкой подтягивать звуковые участки того или иного места в зале. Причем можно работать с каждым конкретным кинотеатром. Я понимаю, что это такой маркетинговый ход, но мне все равно приятно работать над этим. В целом, вообще все эти звуковые новинки чаще всего – для рынка. Вспомните, как развивалась кампания по внедрению звука 5.1. Допустим, сидят два человека и разговаривают. Что здесь выдумывать? Но мода диктует 5.1. И вот приходится делать из разговора 5.1. Фокус хорош, когда это фокус. А когда он появляется не вовремя, и ты теряешь нить истории, нить разговора – это портит весь фильм.

Если вы захотите заняться звукорежиссурой, вы должны понимать, что это низкооплачиваемый труд. Научиться этому за полгода невозможно, это минимум три-четыре года. Потом еще найти работу по специальности. Так что стать звукорежиссером – это нелегко физически, я уж не говорю о том, что не всем дано слышать так, как должен слышать звукорежиссер.
 
К сожалению, звукорежиссер – профессия зависимая. Ты работаешь на режиссера, тут без вариантов. Ты можешь помогать ему, советоваться, но все равно наступит момент, когда режиссер скажет: «Не, дорогой, это будет там, а это будет вон там». У меня были студенты, которые, выпустившись, говорили: «Ну, сейчас быстренько сделаю 25 серий для такого-то канала, а потом пойду работать на блокбастер, и вот там развернусь в полный рост!» Тут-то возникает гадкая история, что если ты хотя бы одну серию не сделаешь так, будто это твоя последняя работа, то блокбастера тебе никогда не видать. Мои ученики, которые пытались прыгнуть выше головы даже на маленьких проектах, сейчас заняты, остальные ушли из профессии.
 

 
Один из великих звукорежиссеров «Мосфильма» сказал: «Что такое искаженный уровень звука? Это когда я его слышу». Когда ты хочешь сделать что-то необычное, то не работают никакие законы. Это такие глупости: нельзя поднимать уровень больше 100%, меньше 100%. Господи, да кто это сказал? Нет никаких законов в этой профессии. Мне все равно, можно это или нельзя. Меня волнует, работает это или не работает. Если работает, то мне глубоко наплевать, как это сделано. В этом и есть весь секрет профессии.