Я – активный пользователь интернета. Всегда в твиттере. Недавно мой 12-летний сын влез в мой твиттер и что-то там от своего имени написал. Что-то типа «моя девочка меня бросила, а вот такая-то девочка в меня влюблена». Мне тут же начали звонить. Я сразу начал думать: кто взломал мой твиттер? Чуть не дошло всё до бредовой ситуации, но оказалось всё банальнее и курьёзней.
А так, я всё время слежу за новыми технологиями. Везде думаю, что бы украсть, но для моего сайта. Например, сейчас меня «втравили» в foursquare, везде чекинюсь, и думаю, чем это может быть полезно для «Эха». И, кажется, придумал, там интересно можно использовать все эти связи между чекинами, но пока подробно говорить об этом не могу.
Об интернет-радио
Интернет – это способ доставки информации. Мне всё равно, как человек получает информацию: в Сети или в эфире, доставляют ему поездом или лошадью. Я могу лишь сказать, что в интернете вообще ничего не понятно. Допустим, ещё четыре года назад люди не понимали, что LiveJournal – это тупиковая ветвь. И все сидели, как зайцы, и барабанили что-то в своих страничках. А сейчас это наглядно видно, что всё, ЖЖ – это тупик. Пять лет назад не было социальных сетей, а сейчас вы сами видите, что происходит. Поэтому «Эхо Москвы» вещает и в эфире, и в интернете.
Мои журналисты работают и на сайте, и в редакции. Есть только одно условие: они работают в Сети только по их желанию. Обязанности такой у них нет, потому что нанимаются они как журналисты радиостанции.
Об информационном пространстве
Утром дома я просматриваю заголовки газет на zagolovki.ru, чтобы понять, о чём пишут газеты. Естественно захожу на свою ленту в твиттере, где у меня в качестве фолловеров крупнейшие сети: «New York Times», «Le Monde», «Washington Post» и так далее. Открываю свой сайт, потом – newsru.com и rbc.ru. Всё это у меня занимает минут 20. Я выхожу из дома, сажусь в машину, где меня ждут три газеты. Это «Ведомости», «Коммерсантъ» и «Независимая». А радио работает фоном всегда. Моё радио, конечно.
Как устроиться на «Эхо Москвы»
Так получилось, что меня друзья пригласили выпить на радио, я пришёл и остался на 22 года. Но, если без шуток, то здесь главное слово – «удача», которая складывается не просто так, из космоса, а из твоего предыдущего поведения. Случайностей — мало. Я – человек, как мне кажется, удачливый. Я выстраивал всю свою жизнь так, чтобы в эту удачу попадать, хотя я этого не осознавал и не осознаю. То, что у меня были такие друзья, я был лёгким на подъём, мне легко было заниматься такими вещами, которыми я никогда не занимался – всё это из серии «так получилось». В результате, я задержался на «Эхе» и не ухожу. Значит, сложилось. Средний возраст для человека, связанного с радио, — 25 лет на службе.
Я тоже ведь начинал, как и многие другие, на радио с самых низов, но вот я сейчас назначил своим заместителем 28-летнюю девушку Таню Фельгенгауэр, которой доверил кадры и представительства. Мне совершенно всё равно, какой у неё возраст. Я считаю, что она выросла из корреспондентов, она уже 10 лет на радио.
Если ко мне придёт человек из региональной радиостанции, и у нас будет свободное место, то я его, конечно, послушаю, но я не возьму человека, который говорит: «Я вёл новости в Питере, ещё где-то…» Прогонять, конечно, сразу не буду, дам шанс, но и над слушателями издеваться не буду.
О выборах главного редактора на «Эхо Москвы»
У нас на радиостанции очень демократичный Устав: любые пять журналистов, которые работают на «Эхе» более полугода (а у меня таких 112 сотрудников), могут выдвинуть любого человека на пост главного редактора. Подчёркиваю: любого. Они могут выдвинуть Путина, Обаму, требуется лишь письменное согласие этого человека. Получается 22 кандидата. Потом – тайное голосование. У меня лично есть один кандидат на моё место – это я сам. Выдвигаться и голосовать за другого – это просто шизофрения. Я не буду создавать себе конкурентов, и я бы ещё посмотрел, кто против меня выдвинется. На текущих выборах за меня было 77%, на прошлых — 73%. Вот сейчас у нас выросло число посетителей на нашем сайте. Это значит, что стала больше рекламы, следовательно, больше зарплата. Я являюсь для своих сотрудников «крышей», потому что им не звонят, а звонят мне, поэтому мои журналисты могут работать совершенно свободно. Что другой кандидат может предложить?
Я всегда очень точно определяю, что я буду делать в следующий срок. На предыдущих выборах я говорил, что я буду меньше заниматься радио, больше интернетом и доведу наш сайт до 1 миллиона кликов в сутки. У нас сейчас – 3 миллиона.
О принципиальности и демонстративности
На выборах мэра Москвы в 2013 году мы придерживались такой точки зрения: все шесть кандидатов прошли у нас через одну и ту же передачу, в одном формате, с одними и теми же ведущими. Когда Навальный был взят под стражу в зале суда, его рейтинг подскочил с 6% до 14%. То есть до этого у него были цифры меньше, чем у коммунистов, а потом подскочили. Мы сразу поняли, что давать информацию о Навальном мы будем столько же, сколько о Собянине, потому что они идут приблизительно на одном уровне. То есть мы их выделили, поэтому за неделю до выборов я сделал интервью и у того, и у другого, потому что и Навального было за 20 пунктов, и у Собянина за 20. Это всё было просчитано математически, потому что я отношусь к этому очень серьёзно, потому что я знаю, как ведутся кампании в Штатах и во Франции, и пытаюсь продать образ «Эха Москвы» ровно вот такой, демонстративный. Но это сложно. Шёл компромат: с одной стороны, Собянин с его квартирой, с другой – Навальный с его Черногорией. И хоть мы с вами понимаем, что это никакой не компромат, но информацию даём сообразно цифрам, ровно по количеству упоминаний. И оба оказывались недовольны. Я говорю: ребята, вы ещё покидайтесь какашками, и у нас тогда рейтинг вырастет, если вы на нас работаете. Ещё раз повторюсь, это демонстративная принципиальная позиция.
О канале «Общественное телевидение России»
У ОТР будущего нет. Это, на мой взгляд, был изначально мёртворожденный проект. Это было государственное телевидение, созданное на государственные деньги, с людьми, назначенными государством. Результат вы сами видите. Ко мне самому приходили мои друзья и спрашивали: как ты думаешь, может нам пойти туда? Я им сказал: если вы хотите заработать, то идите, прямо сейчас, на полгода. Потому что через полгода деньги закончатся. Что и получилось. Сейчас так не делают телевидение ни в одной стране. Телевидение – это не только технологии, это ещё и социальный фактор. Где у «Общественного телевидения России» социальный фактор? Его нет. Этого телевидения не существует ни в моей жизни, ни в жизни моей страны, ни технологически, ни политически, ни профессионально.
Об интонации
Человек приходит на интервью, чтобы показать себя белым и пушистым. Чтобы поставить себе фигуру из картона. А я не хочу картонную фигуру, я хочу объёма. И есть разные приёмы, чтобы этого достичь. Например, даже когда сам журналист вдруг задаёт вопрос, при этом интонируя, я не наказываю его за это, потому что понимаю, почему вдруг у него появилась интонация. Можно даже лицом поиграть в прямом эфире. Да-да, можно в радиоэфире что-то изобразить лицом — тогда человек сбивается. Один раз я в интервью с Рогозиным ухмыльнулся. Специально! Рогозин мне говорит: «Чё ты ухмыляешься?». Мы с ним на «ты», просто мы с ним давно знакомы, реально. «А чё ты пургу несёшь?», — сказал я вице-премьеру в прямом эфире. И весь пафос – бац! – и пропал. И Рогозин начал нормально, по-человечески говорить. Так что интонация очень важна и всегда чувствуется, даже в письменной журналистике. Как и игра лицом в прямом эфире.