Надо видеть: любимые фильмы Бернардо Бертолуччи

Это первый фильм, который я видел. Мне было пять лет, и я был в ужасе. Я много лет был под впечатлением сцены, в которой Белоснежка бежит по лесу, а ветки превращаются в костлявые руки.
 

Какими солеными были слезы в 12-13 лет! Недавно пересмотрев «Огни рампы», я вновь ощутил этот соленый привкус волнения. Это фильм, с которым у меня, но, думаю, не одного меня, отношения сентиментального подданства. Когда Терри говорит Кальверо, что любит его, ясно, что она лжет, зная, что лжет, и он знает, что Терри лжет, так же как это знаем мы, зрители. Это всего лишь великая и ужасная мизансцена. Мы присутствуем при проявлении предельной любви – двадцатилетняя девушка говорит мужчине за шестьдесят: «Давай поженимся», «Я тебя люблю». Мера любви такая же, как и мера унижения, испытываемая в этот момент Кальверо. Потому что он знает, что Терри выйдет за него не из любви, а из жалости. Эта улыбка Кальверо заставляет плакать. А в финальной сцене фильма умирает не Кальверо, а сам Чарли Чаплин. И снова слезы наворачиваются сами.
 

Своим самым любимым режиссером я бы назвал Ренуара, он для меня и отец, и мать, а фильм номер один для меня – «Правила игры». Я впервые увидел «Правила игр», когда мне было 19-20. Пересмотреть их удалось лишь через пять лет, но все эти годы фильм оставался со мной, словно сон: я не помнил деталей, только общее ощущение. Очень сильное ощущение… Фильм снят в 1938 году, незадолго до начала Второй мировой войны. Там есть сцена, в которой компания, собравшаяся на выходные на вилле близ Эльзаса, отправляется на охоту. Они убивают птиц и кроликов, и охота постепенно превращается в кровавую резню. Сейчас эта сцена кажется поистине пророческой: Ренуар будто бы предвидел кровавую резню, которая вскоре захлестнула всю Европу.
 

Один из моих любимых фильмов… С ним связана занятная история. Я о нем очень много слышал, но, хоть это и невероятно, ни разу не видел. Однажды, много лет назад, в Париже жена повела меня на этот фильм. После первой новеллы «Маска» я пришел в такое возбуждение, что почувствовал себя физически плохо, мне даже пришлось уйти из кинотеатра. Два или три года спустя его показывали в «Фильмстудио» в Риме, я опять пошел и посмотрел первую новеллу, а затем вторую – «Заведение Телье», в которой бордель закрывается в воскресенье, чтобы дать проституткам возможность сходить на первое причастие дочки одной из них. Это было до того прекрасно и трогательно, что совершенно невозможно вынести. Мне опять стало плохо, и я покинул зал. Только несколько лет спустя я смог посмотреть и третью новеллу «Натурщица», воистину разрушительную. Даниель Желен – художник, влюбившийся в свою натурщицу, но она подвержена неврозу, от которого сходит с ума, выбрасывается в окно и переламывает себе ноги. В финале фильма есть фраза «Le plaisir n’est pas gai» – наслаждение не радостно.

Посмотрев «Удовольствие» полностью, я, кажется, понял причину моей столь экстремальной реакции. В эссе Ролана Барта «Удовольствие от текста» содержится нечто, что можно применить к фильму Офюльса. Барт вспоминает, что в течение долгого времени, особенно это касается моего поколения, удовольствие считалось чем-то мерзким, достойным презрения. Причиной был своеобразный вид политического морализаторства, который доводил до заявлений типа «le plaisir c’est de droit» – удовольствия – это для «правых». Барт говорит, что удовольствие не находится ни справа, ни слева, он говорит о прекрасном дне, когда автор сможет позволить себе смешать разные жанры, все, что обычно разделяют: драму и комедию, историческое и повседневное, поэзию и прозу. В «Удовольствии» происходит нечто похожее, все перемешано, полностью отсутствует академичность кино, автор позволяет себе все.
 

Красивый фильм Антониони, одна из лучших его работ, неоцененная, к сожалению, по достоинству. В нем весь Антониони, правда, еще до того, как он сознательно стал экзистенциалистом.
 

Годар был для меня настоящим гуру, понимаете? Я даже привык считать, что существует кино до Годара и после – как мир до и после Христа.

 

В течение долгих лет Серджио был уникален в панораме итальянского кино. Наверное, я должен сказать, европейского кино. Наверно, я должен сказать, просто кино. Это была невероятная смесь утонченности и вульгарности, хотя это и неподходящее слово. Он черпал прямо из жизни. Иногда его фильмы были утонченными, как у Висконти, что-то вроде поп-элегантности. В других случаях он выискивал в героях более прозаические, более вульгарные черты. Как одни только первобытные кинематографисты умели, Серджио абсолютно верил в рассказываемую им историю. Точно так же в нее верила публика. Во взгляде героев Леоне ощущается весомость и напряженность эпического романа. Его фильмы хороши уже на поверхностном уровне. Разумеется, есть и другие уровни, но я думаю, что Серджио Леоне был особенно талантлив в мизансцене, в соотношении кинокамеры, человеческих тел в кадре и окружающего пейзажа. Леоне был щедр на идеи о том, как использовать кинокамеру, как оживить эмоции, как применить свои невероятные трюки.
 

Гаррель был мифической фигурой в первую очередь из-за возраста, в котором он начал работать в кино. Никогда ему не прощу, что он побил мой рекорд: я снял первый фильм в двадцать один год, он – в девятнадцать. Пока не появился Гаррель, я все время был самым молодым. «Разоблачитель» был фильмом, ни на что не похожим, он был похож только на самого себя, черно-белый, абсолютно немой, шершавый, лишенный какого бы то ни было соблазнительного для публики внешнего напряжения. Мне до сих пор кажется, что это один из лучших его фильмов.
 

Этот фильм мне нравится, потому что это один из действительно немногих случаев, когда психология полностью отсутствует и заменена чистым действием. Такого результата очень трудно добиться, многие пробовали, например, в комиксах, но это не работало. В «Скорости» все становится абстрактным, мотивации полностью отсутствуют. Обычная борьба Добра со Злом, и только.
 

Меня порадовало, что Квентин Тарантино написал сценарий фильма «От заката до рассвета», полностью основанный на греховных удовольствиях. Этот фильм – греховное удовольствие на экране.