Приемы: Мизанабим или «фильм в фильме»

Мизанабим — один из старейших художественных приемов, построенный на методе рекурсии, то есть воспроизведении объекта внутри самого объекта. Проще эту технику еще называют «рассказ в рассказе», «картина в картине», «спектакль в спектакле», «фильм в фильме» и так далее. Самые ранние примеры мизанабима можно встретить в литературе. Например, прием использовался уже в «Илиаде», «Декамероне», «Гамлете» и «Дон Кихоте», когда внутри одной истории развивалась другая, а в ней еще одна, напрямую или косвенно связанная с предыдущими. Еще глубже принцип был развит Набоковым, Кортасаром, Маркесом и Борхесом. В живописи к мизанабиму прибегали Джотто, Ян ван Эйк, Веласкес, Магритт, Дали и Эшер, помещая располагая на одном изображении другое, например, еще одну картину или отражение. К приему также прибегают в театре, музыке и, конечно же, в кино. В последнем, благодаря синтетической природе, мизанабим может обретать самые разные формы, но чаще всего используется в изобразительном решении или в драматургии. 

 

 

Кадр из фильма «Гражданин Кейн» (Орсон Уэллс, 1941)
 

Самый простой и при этом визуально эффектный способ создания мизанабима в кино — использование зеркал. Игра с ними увлекала Жана Кокто, Орсона Уэллса и Райнера Вернера Фассбиндера, использовавших сложные композиции зеркальных отражений в качестве метафоры иллюзорности мира или многоликости человека и непознаваемости его души. 

 

Кадр из фильма «Видеодром» (Дэвид Кроненберг, 1983)

Экран кинотеатра или телевизора, будучи неотъемлемым атрибутом современной жизни, часто становится важным элементом пространства фильмов, что также можно считать случаем использования мизанабима. При этом на экране в экране может демонстрироваться как вымышленный специально созданный фильм, передача, рекламный ролик, так и известное произведение. Одним из первых такую трактовку приема предложил Орсон Уэллс в «Гражданине Кейне» — в начале картины присутствует вставка псевдодокументального киножурнала «Новости на марше», служащая частью экспозиции. 

Отрывок из фильма «Бабадук» (Дженнифер Кент, 2014)

Часто персонажи, располагаясь перед экраном, вступают с ним во взаимодействие. Например, главная героиня «Пурпурной розы Каира» Вуди Аллена настолько влюблена в актера фильма, который постоянно смотрит в кино, что однажды он в самом деле сходит к ней с экрана. Пример с телевизором можно найти в недавнем «Бабадуке». Героиня периодически смотрит классические хорроры и сюрреалистические мультики, которые по мере прогрессии ее безумия становятся все страшнее. Также можно вспомнить «Внутреннюю империю» Дэвида Линча, где антропоморфным кроликам, показываемым по телевизору, уделяется целый самостоятельный эпизод. Линч таким образом высказывает в кино пугающую мысль Борхеса: «Если вымышленные персонажи могут быть читателями или зрителями, то мы, по отношению к ним читатели или зрители, тоже, возможно, вымышлены». Но, пожалуй, классический пример подобного вида мизанабима — «Видеодром» Дэвида Кроненберга. Фильм посвящен теме губительного влияния видео на психику. Контакты героя с экранной реальностью становятся столь тесными, что в одной из сцен телевизор буквально засасывает его. 

 

Кадр из фильма «Кабнет доктора Калигари» (Роберт Вине, 1919)

Мизанабим как способ прорыва в иную реальность всегда становится востребован в революционные для кинематографа годы. Впервые иная реальность внутри другой реальности была открыта в «Кабинете доктора Калигари» — в финале фильма оказывалось, что вся история была бредом сумасшедшего рассказчика. Подобным тип мизанабима получил распространение и в других картинах немецкого экспрессионизма, а также во французском авангарде и ранних сюрреалистических опытах Луиса Бунюэля. 

Отрывок из фильма «Рукопись, найденная в Сарагосе» (Войцех Хас, 1964)

Вторая волна популярности приема связана с авторским кинематографом 60-70-х годов. Ален Рене, Федерико Феллини, Алехандро Ходоровски и все тот же Бунюэль препарировали действительность с помощью многоуровневых драматургических конструкций, в которых пересечение сюжетных линий сплавляло воедино реальность, сны, наваждения и воспоминания. Ярким примером может служить «Рукопись, найденная в Сарагосе» Войцеха Хаса, экранизация одноименного «шкатулочного романа» Яна Потоцкого. Странствующий герой с помощью снов и рассказов встречных персонажей, проваливается в настоящую бездну сюжетов, в которых неожиданно оказывается действующим лицом. В итоге побочные истории в фильме удаляются от основной аж на пять-шесть нарративных уровней. 

Кадр из фильма «Вечное сияние чистого разума» (Мишель Гондри, 2004)

Вновь мизанабим был взят на вооружение на рубеже тысячелетий благодаря усилиям Дэвида Кроненберга, Мишеля Гондри и Кристофера Нолана. Драматургия «Экзистенции», «Вечного сияния чистого разума» и «Начала» строится на столкновении различных реальностей: то виртуального вымысла, то воспоминаний, то снов. При этом возникает эффект дезориентации, поскольку авторы далеко не всегда прямо обозначают, действительно ли происходящее.

Отрывок из фильма «Асса» (Сергей Соловьев, 1988)

В отечественном кино мизанабим, связанный с пересечением реальностей, был использован Сергеем Соловьевым в «маразматической трилогии» времен перестройки, удачней всего в «Ассе». Основной сюжет там прерывается то историями из эпохи Павла I, то снами главного героя.  

 

Отрывок из фильма «Восемь с половиной» (Федерико Феллини, 1963)

Мизанабим также используется кинематогарфистами как способ рефлексии над собственным творчеством. Пожалуй, можно выделить даже отдельный жанр «фильмов о фильмах». В них основным или эпизодическим местом действия становится съемочная площадка, а сюжет крутится вокруг создания кинокартины. Подобная тема возникла еще в 40-50-х годах, например, в «Весне», «Поющих под дождем», «Белом шейхе». Но законодателем жанра стал «Восемь с половиной», герой которого, альтер-эго Феллини, томясь творческими муками, путает сны с реальностью, плутает в идеях, витает в облаках, сходит с ума и укрощает необузданную фантазию с помощью хлыста. После этой картины едва ли не каждый режиссер, считающий себя художником, грезит фильмом о себе любимом. Мечту удалось воплотить Годару, Трюффо, Вуди Аллену, Вендерсу, Альмодовару и Линчу.

 

Отрывок из фильма «Бёрдмэн» (Алехандро Гонсалес Иньярриту, 2014)

Наконец, еще одной разновидностью мизанабима можно считать обращение на экране к другим видам искусств, например, к фотографии или театру. Фотографии с предполагаемого места убийства становятся сюжетообразующим элементом, а также метафорой непознаваемости мира в «Фотоувеличении» Антониони. В «Красных башмачках» Пауэлла и Прессбургера, «Чувстве» Висконти, «Мефисто» Иштвана Сабо, «Черном лебеде» Аронофски мизанабим «сцена в фильме» служит структурным принципом, организующим высказывание о природе творчества. При этом сценическая постановка вступает в диалог остальным действием фильма. В «Бёрдмэне» действие крутится вокруг бродвейской постановки, благодаря чему актеры, выходя на сцену, выполняют «игру в игре». Сюда же можно отнести и телешоу. Например, Оливер Стоун в «Прирожденных убийцах» с сатирическим подтекстом стилизовал часть эпизодов из жизни главных героев под американский ситком.