«Никогда не чувствовала себя журналисткой, мне хотелось по-другому рассказывать истории»

— Почему ты выбрала для съемок Майдан?
 
— Не было какого-то задания, это была моя личная инициатива. Мне хотелось поехать на революцию, потому что это совпадало с моим внутренним состоянием. До этого работала над проектом «Срок» и снимала много уличных политических событий. Я закончила мастерскую Марины Разбежкиной в декабре 2013 года и как раз во время дипломов начала снимать Майдан. Марина Александровна тогда благословила мою поездку, и у меня не было этого творческого кризиса, который, наверно, возникает у многих выпускников после сдачи дипломов. Я сразу окунулась в новый фильм, и у меня не было момента осознания, что я закончила школу.
 
— Как ты готовилась к поездке, что с собой взяла из вещей?
 
— Я не знала, чего ожидать, тогда только всё начиналось. Видела, что идут бои, кидают брусчатку, всё время что-то горит и происходят какие-то ужасные беспорядки. Но всё оказалось намного безопаснее, чем я предполагала. Я взяла по минимуму вещей, которые беру в стандартные командировки, свою камеру Sony HDR-CX740, на которую снимала курсовую и диплом. Сначала работала в обычной одежде, но после того как на Майдане побили очень много журналистов, нужно было одевать яркие желтые строительные майки, на которых было написано «Press». Потом появилась каска, потому что там кидали камни и могли попасть в тебя. Затем в стандартный «набор» вошли противогазы или респираторные маски, так как милиция использовала слезоточивый газ. Я очень смешно выглядела в этой каске, специальных очках, маске, желтой майке прессы и с камерой в руках — это был типичный look на Майдане.

 
— А что на счёт документов?
 
— Тогда ещё было всё спокойно, мне хватало российского паспорта, к тому же у меня была пресс-карта видеорепортера «Lenta.doc», поэтому я смогла снимать на Майдане, где нужно было аккредитовываться каждый день.
 
— Как ты вообще работала в таких условиях?
 
— На Майдане был странный период, когда всё время очень хотелось спать и есть, потому что основные бои происходили ночью. Поэтому ночью не можешь заснуть, всё время ходишь со всеми и ждёшь, что вот-вот начнется штурм, постоянно находишься в этом ожидании. Было безумно холодно, все болели, и это очень тяжело физически. Киев ещё расположен на холмистой местности — много спусков и подъемов, и ты постоянно бегаешь из одной точки в другую, то вниз то вверх — это довольно тяжело.
 
— А как ты нашла своего героя?
 
— Сначала я думала, что у меня будет кино о революции. А потом всё затянулось, возник этот неопределенный период: вроде как Майдан стоит, а власть на месте и никаких требований не выполняет. Всё пошло на спад, бои прекратились, при этом Майдан жил своей жизнью отдельного государства внутри города. Мне показалось это очень любопытным, и я решила, что нужно срочно искать героев и снимать фильм тем более, что ничего не происходило.
 
Я случайно встретила на Майдане афганцев, они привели к себе в палатку, познакомили со всеми и очень тепло приняли. Майдан как государство был очень хорошо организован — были люди, которые отвечали за еду, за развлекательную программу и т.д. Афганцы отвечали за оборону Майдана, они стояли по периметру и следили за обстановкой. Не смотря на то, что у многих были квартиры в Киеве, они жили на Майдане в условиях военной жизни, по которой, видимо, очень тосковали. И я решила сделать фильм про людей, которые не могут жить без войны, для которых война — это естественное состояние. Мне кажется, их драма заключается в том, что они никак не могут приспособиться к мирной жизни.

 
Они были очень интересны как герои — харизматичные, яркие, и выглядят фактурно. Среди них оказался мой будущий герой-чеченец, на которого я изначально вообще не обратила внимания. Мне казалось, что он абсолютно не подходит, тем более он россиянин, а если я делаю фильм про украинскую революцию, логичнее взять украинца. У него были совершенно другие мотивы. А потом поняла, что это не важно, главное, что человек воюет, он находится в состоянии борьбы. Из всех героев у Руслана самая большая драма, он был один и на чужбине. Я начала снимать его, и это было так непонятно для всех остальных афганцев, даже обижало их. Они ревновали и не понимали вообще, что я в нём нашла. Они все были статичны — интересные, их можно красиво сфотографировать, но не было внутренней драмы, острых переживаний, которые были у Руслана.
 
— А как ты вела себя с героем, как выстраивала отношения?
 
— Мне не пришлось преодолевать какие-то препятствия, он сам хотел, чтобы я его снимала. Я не знаю, правильно это или нет. В начале меня раздражало и отталкивало, что он слишком хочет сниматься, как-то красуется. Но меня больше интересовала его драма, чем внешнее позерство. Мне кажется, ему было одиноко, и он искал в ком-нибудь собеседника. И в моём лице, он обрел какого-то друга, которому он может всё рассказать. Моя камера была для него личным дневником. При этом, он совсем не обращал внимания, снимаю я или нет, и вёл себя абсолютно одинаково. Это легкое позерство свойственно ему всегда. До этого у меня был герой (Дмитрий Энтео, фильм «Божья воля» — прим. tvkinoradio.ru), который очень хорошо чувствовал, включена камера или нет, и когда я нажимала на кнопку «rec» — он вёл себя иначе, это мешало. А Руслан абсолютно другой, и я не помню ни одного момента, когда он просил не снимать чего-то. У него не было вообще никаких тормозов.
 
— Действие фильма происходит в Киеве, затем в Крыму и на Донбасе. Как ты перемещалась между этими точками, были ли какие-то проблемы с этим?
 
— Сначала не было проблем, потому что противостояние между Россией и Украиной практически не выражалось. В Крым было достаточно легко попасть, каких-то особых проверок не проводили, но туда просто не ходили поезда и автобусы в это время. Сложности возникли, когда началась активная фаза войны. Мой русский паспорт помогал мне снимать в ДНР, они россиянам доверяли, и паспорт давал какие-то привилегии. В Украине было уже тяжелее, нужно было получать специальную аккредитацию. Я работала с ViceNews, они мне сделали аккредитацию как своему оператору.
 
— А как ты вышла на этих ребят?
 
— Просто я искала, с кем мне сотрудничать, поскольку снимала фильм сама, без финансирования, за свой счет. В какой-то момент у меня не было денег, и я работала с разными СМИ. Сначала я пыталась обратиться к российским изданиям, но как-то безрезультатно. Потом решила обратиться к иностранным изданиям, с ними комфортнее работать, чем с русскими или украинскими, не хотела, чтобы меня заставляли делать пропаганду. Я просто написала Симону Островскому, он как раз искал оператора и, оказывается, меня уже знал. Отправила видео для примера, ему понравилось, и мы стали вместе работать.

 
— А как ты «делила» материал, что себе брала, а что отдавала?
 
— Мы сначала хотели сделать фильм вместе с Максом Пахомовым и Андреем Киселевым, но они работали на «Сроке» параллельно, а у меня был конфликт с Александром Расторгуевым, и я не хотела работать с ним. Саша отказывался отдавать материал ребят, потому что они ездили в Киев в командировку от «Срока». Мы очень долго спорили из-за материала, ребятам вроде как-то удавалось с ним договориться, я разрешила «Реальности» опубликовать мой материал с Крыма на своем канале – думала, что тогда Саша разрешит нам взять съемки Андрея. Но в итоге стало ясно, что если я делаю фильм с Максом и Андреем, к нам потом еще хотела присоединиться Лена Хорева, то придется сотрудничать и с Расторгуевым. А я решила делать свой фильм, отдельно от всех, только из своего материала. И тогда стало сразу легко, появилось много сил, которые уходили до этого на разборки с ребятами и Расторгуевым.

— Тебя не смущало, что все увидели фрагменты твоего будущего фильма гораздо раньше его выхода?
 
— Меня не смущало, что они были показаны раньше в «Реальности». Очень часто кусочки фильма показывают для промо. Меня больше смутило то, что они использовали практически весь мой материал, снятый в Крыму для фильма «Киев-Москва». Я узнала об этом постфактум, когда всё случилось, и это было неприятно. В тот момент у меня еще не было фильма, и непонятно, что делать в такой ситуации. Но Расторгуев сказал, что я могу спокойно использовать этот материал в своём фильме (хотя это звучит довольно абсурдно).
 
— Как вообще люди относились к тебе и к камере?
 
— Когда война ещё не началась, в Крыму и ДНР меня очень хорошо принимали и спокойно разрешали себя снимать. Хотя в Крыму нельзя было снимать военных. «Зеленые человечки» ничего не говорили и молчали, чтобы никто не понял откуда они, а ребята из «Самообороны Крыма» вели себя очень агрессивно, пытались отобрать камеру. И я очень боялась попасть к ним в плен, потому что они очень жесткие. Серьезные проблемы начались позже, когда я на украинской стороне пыталась найти своего героя, который отправился в батальон «Айдар». Поехала искать этот батальон, но встретила какой-то другой. Они увидели, что у меня российский паспорт и приняли за шпионку. Меня задержали, взяли в плен. Я сказал, что снимаю фильм про чечена. Мне повезло благодаря счастливому стечению обстоятельств и помощи украинских друзей. Подробнее об этой истории я писала у себя на фейсбуке.

 
— Как ты вообще узнала о том, что твой герой там?
 
— За неделю до этих событий, я прочитала статью про батальон «Айдар» и увидела своего героя — его фотографию с котенком. Я познакомилась в Киеве с автором статьи, Оливером Кэрроллом, и он сказал, что видел моего героя в Счастье. Я поехала туда практически наугад, планировала там поспрашивать местных и узнать где базируется «Айдар». Обычно на войне журналисты стараются держаться друг друга, работают вместе и по-одиночке не ездят. Но в тот период все куда-то пропали, и я поехала в Счастье одна: на поезде, потом на автобусе, и там уже договаривалась с таксистами, которое согласились бы завезти в зону боевых действий. Когда я туда приехала, никто ничего не знал. Какой-то мужик сказал, что есть какие-то военные. Я пошла к ним и попала в эту неприятную ситуацию.
 
— Есть ли какие-то правила поведения документалиста на военных точках?
 
— Я знаю, что сейчас в Киеве и по всей Украине проводится очень много тренингов по поведению журналистов на войне. Но я тогда не предполагала, что могу попасть в плен и что со мной что-то случится. Я вела себя согласно интуиции. Мне кажется, что не бывает универсальных правил, потому что каждая ситуация особенная, и везде нужно по разному действовать.
 
— А где ты вообще жила, как существовала в этих условиях?
 
— Чаще всего я жила в гостиницах, старалась держаться рядом с журналистами. Практически в каждом небольшом городке есть своя гостиница. Когда снимала в батальоне «Айдар», то жила вместе с ними в школе, где они находились. В Киеве жила в хостеле прямо возле Майдана.

 
— Сколько по времени заняли съемки и монтаж?
 
— Начала в декабре 2013 и снимала с небольшими перерывами до августа 2014. В сентябре я уехала в Москву и до весны монтировала фильм. Весной 2015 года стало ясно, что нужно что-то доснимать, поехала в Киев на кинофестиваль. Нашла там героя и сняла последнюю финальную сцену. В августе 2015 года фильм был уже готов. Было довольно тяжело монтировать, потому что очень много материала, он уместился на трех жестких дисках. Я, в принципе, очень много снимаю. Но отсматривала, естественно, не всё, только то, что помнила. Мне было тяжело соединить общие сцены и историю Руслана, потому что очень много кадров, что в Крыму, что на Донбасе, в которых он не принимал участия, а сцены очень хотелось включить в фильм.
 
— Как на тебя повлияла школа Разбежкиной?