– Сценаристы нередко остаются недовольны тем, как их тексты переносятся на экран. Как вы уравновешиваете в себе писателя и постановщика?
– Разные ситуации бывают. Знаете, сценаристы ведь тоже могут лукавить, когда говорят, что всем недовольны. Если по твоему сценарию снимает хороший режиссер, как правило, кино становится лучше, чем ты бы снял сам. Всё-таки, когда сам себе и сценарист, и режиссер, смотришь на всё только с одного ракурса. Но в целом сценарист и режиссер во мне уживаются прекрасно. Когда я знаю, что буду снимать этот фильм, я заранее думаю, как это сделать визуально интересно, кинематографично, чтобы был определенный ритм. Я стараюсь учитывать все те проблемы, с которыми сталкиваются режиссеры — производственные и финансовые условия заставляют ограничиваться и от чего-то отказываться. Например, я не пишу десять двадцатисекундных сцен и не переношу место действия куда-нибудь в Майами. Зато благодаря этому я яснее понимаю, что действительно важно для фильма, а что нет. В итоге, я легко могу вычеркивать километры из собственных сценариев, если как режиссер вижу, что они не нужны.
– То, что вы сценарист, как-то отражается на вашем подходе к работе с актером?
– Мне кажется, что все режиссеры очень разные. Режиссеры с прекрасной театральной школой или с особым талантом общения с актером, видимо, идут одним путем. Режиссеры, которые, как я, пришли из сценаристов, обычно разговаривают с актером просто как с человеком, с которым ты плюс-минус читаешь одни и те же книги, плюс-минус обсуждаешь одни и те же проблемы. И идешь от текста, от того, что должен почувствовать герой, какая мысль проводится. Если вы говорите с актером на примерно одном языке, этого уже может быть достаточно, чтобы достичь хороших результатов.
– А расскажите на примере «Норвега», как вы пишите своих героев. Создаются ли они под конкретных актеров, и может ли исполнитель изменить образ, если он уже готов в сценарии?
– Что касается главного героя, Жени Кириллова, то я изначально рассчитывала, что его сыграет Евгений Витальевич Миронов. Поэтому для меня была масса приятных тактических сюрпризов на площадке, но без крупных неожиданностей. Когда я писала персонажа Локтева, я примерно имела ввиду Дмитрия Марьянова, но опять же на съемках он сильно удивил меня своим комедийным даром.
С персонажем Брунхильда, которую сыграла Северия Янушаускайте, был интересный момент. Я писала на женщину, которая совсем по-другому выглядит внешне. Но пришла красавица Северия, и я подумала, что сценарий придется переделать. Но Северия не только согласилась измениться внешне, она ещё и показала прекрасный уровень актерского мастерства. Она вошла в историю некрасивой, толстой, рыжей женщины так, как будто была в ней с самого начала.
Ещё я не очень понимала, кто сыграет бывшую жену Кириллова. Хотелось, чтобы это была теплая, умная, вполне европейская женщина. При этом в голове у меня был определенный образ моей хорошей подруги, но, как это часто бывает, в жизни такие люди есть, а для экрана их нет. Неожиданно мне предложили обратиться к Ксении Раппопорт, и она тут же стала ровно такой, какой её героиня должна была быть.
– А как выбирали сотрудниц клинингового агентства? Я так понимаю, среди них были и непрофессиональные актрисы.
– У нас в кадре шесть азиатских девушек. Из них три профессиональные актрисы, работающие в разных жанрах в театре и в кино. Это Сабина Ахметова, которая активно снимается, Ольга Мукукенова, она поет в мюзиклах, и Ян Гэ, занятая в «Гоголь-центре». Три другие исполнительницы действительно не актрисы. Мы решили попробовать непрофессионалов, когда стало ясно, что актрисы в этих ролях выглядят фальшиво и неестественно. Тогда мы стали приглашать на пробы простых людей, которые работают уборщицами, помощницами повара и так далее. Пригласили довольно много таких девушек на кастинг, давали им тексты проб, то есть они прошли те же пути, что и обычные актеры. В итоге самых хороших и подходящих выбрали в картину, и они отработали очень честно наравне с профессионалами. Правда, я работать с ними поначалу побаивалась, тем более что меня многие отговаривали. Не знаю, конечно, каково было бы с ними работать, если бы им предстояло сыграть Джульетту или Гертруду, но в предлагаемых обстоятельствах они были прекрасны, органичны, гибки, без всякого актерского зажима, легко понимали актерскую задачу.
– В «Норвеге» много броских реплик, которые имеют все шансы уйти в народ. Как возникают такие фразы-афоризмы: берутся из жизни, рождаются на площадке или во время работы над сценарием?
– Бывает, что такие фразы возникают на площадке и остаются в картине. Но вообще, как правило, хороший сценарий должен быть таким, чтобы хорошие фразы в нем были к началу съемок. Хотя на самом деле, никогда в жизни не предугадаешь, какая фраза прозвучит и пойдет в народ. У меня так было с некоторыми картинами. Фразы, на которые я возлагала большие надежды, которые мне казались афоризмами, на экране звучали очень обычно. А фразы из сценария, которые представлялись проходными, так замечательно исполнялись артистами и так хорошо ложились в действие, что потом начинали цитироваться где-то в интернете, в блогах, чему я, конечно, ужасно радовалась.
– Кто-то из сценаристов заметил, что прежде, чем приступать к работе, необходимо определиться с жанром. Согласны ли вы с этим? И был ли «Норвег» задуман как трагикомедия?
– Уважаю сценариста, который так сказал. Конечно, надо сразу понимать, в каком жанре ты работаешь. Псевдоавторское: «Мы между жанрами, мы просто рассказываем историю», – может сработать только у гениев. Всем остальным надо четко понимать, что они делают, какая должна быть интонация. Поэтому да, «Норвег» изначально писался в трагикомическом ключе.
– У «Норвега» есть актуальный социальный мотив, не частый для нашего кино. В чем сложность работы с подобными злободневными вещами?
– После «Норвега» я поняла, что когда делаешь трагикомедию, основанную на каких-то остросовременных социальных вещах, это мгновенно устаревает. Потому что мгновенно меняется мир. Мы снимали фильм в одном настроении, а к моменту, когда он был сделан, в мире установилось другое настроение. В картине были легкие шуточки про хамон с пармезаном, разговоры с ноткой грусти об эмиграции. Это были самые большие проблемы, и они воспринимались совершенно не так, как сейчас, когда в мире возник ИГИЛ* и теракты в Париже. После этого шутки про хамон с пармезаном вообще не имеют никакого значения. И Москва перестала быть сытым городом. И москвичи среднего класса, такие, как наши герои, перестали быть сытыми людьми, которые ищут непонятно чего, вроде тишины на берегах озер Норвегии. То есть, я поняла, что любому творцу спокойнее делать фильмы на нейтральные темы, вроде тех, что были в «Небесном суде» или в «Московских сумерках». А когда говоришь о каких-то вещах, которые здесь и рядом, которые можно потрогать руками, надо быть готовым и к изменениям в мире, и к полярным реакциям, и к тому, что тебя могут понять совершенно наоборот.
– Кстати, по поводу Москвы. В ней происходит действие фильма, но съемки были в Санкт-Петербурге. Как удалось преобразить один город в другой?
– Центры Питера и Москвы отличаются, но все окраины, как в «Иронии судьбы», похожи. Естественно нам нужно было несколько открыточных планов столицы, для чего на одну смену мы выехали в Москву. Технических и финансовых возможностей для этого было не много, но мы всё-таки отсняли кадры возле храма Христа Спасителя, на Гоголевском бульваре, на Пятницкой улице. В остальном художнику Леониду Карпову была поставлена задача искать такой вообще Питер похожий на Москву. Он находил какие-то районы, показывал нам и спрашивал: «Москва?» А мы отвечали: «Москва». Так получилась Москва в Питере, и это было очень удобно.
На съемках фильма «Норвег»
– Насколько я знаю, вы почти всегда работаете с одной и той же командой. Как найти людей, с которыми сложится долгое и плодотворное сотрудничество?
– Я вообще пугливый человек и к новым людям отношусь с настороженностью. У меня есть прекрасная петербургская команда, которая делала картину «Норвег» и с которой я раньше делала два раза по четыре серии «Небесного суда», и более или менее устоявшаяся команда в Москве. В питерскую команду я пришла приглашенным режиссером из Москвы. Их коллектив художников, операторов, ассистентов тогда почти сложился. Они все знают друг друга давно, много лет вместе работают, и потому у них прекрасное взаимопонимание. Как-то так получилось, что постепенно мы друг друга полюбили, и я с ними не захотела расставаться. Поэтому каждый раз, когда мне предстоит картина, я первым делом прошу привлечь эту команду.
*Запрещенная в России организация