Мастер: Эмир Кустурица

Режиссерский стиль Эмира Кустурицы иногда характеризуют как «балканское барокко». Термин достаточно точный. Кинематографу Кустурицы свойственны многие типично барочные черты: динамичные образы, столкновение контрастов, переплетение реальности и фантастики, визуальная пышность, сюжетная незаурядность. Однако все это помножено на традиционную экспрессивность югославской кинематографической школы и перенесено на трагическую историю Балкан во второй половине XX века, отчего кажется еще более острым. Как итог, сюжеты зачастую граничат с абсурдом, образы — с гротеском и фантасмагорией, а пышность рождается из обилия фактурных деталей крайней нищеты одних героев и нелепого богатства других. 

Реальность мира Кустурица размыта. Режиссер постоянно балансирует на грани действительности и смелого вымысла в духе магического реализма. Зритель ежеминутно сталкивается с нагромождением вещей, которые с трудом поддаются логическому объяснению: фабула полна самых невероятных случайностей и совпадений, герои наделены сверхспособностями (например, телекинезом или умением гипнотизировать), могут внезапно воспарить в небо и даже восставать из мертвых. Кустурица словно бы проводит через все свои фильмы мысль, однажды выведенную в заглавие — «жизнь как чудо», то есть полна необъяснимого и прекрасного, а человек — больше и многогранней, чем мы привыкли о нем думать. Впрочем, у любви к невероятному есть и конкретная основа из личного опыта. Очевидно, что творчество Кустурицы определил специфический быт народов Балкан, у которых, по словам самого режиссера, жизнь и вправду похожа то на непредсказуемый карнавал, то на театр абсурда. 

Наряду с Квентином Тарантино, Дэвидом Линчем и Никитой Михалковым, Эмира Кустурицу можно отнести числу ключевых постмодернистов современного кино. «Андеграунд» и вовсе считается одним из эталонов постмодернистского кинематографа. На такой статус работают следующие особенности: неоднозначность персонажей, среди которых ни один не воплощает добродетель или здравый смысл; карнавальный абсурд сюжетных коллизий; стирание границ между высоким и низким, возвышенным и вульгарным; постоянные отсылки и цитирование известных произведений, в том числе других фильмов. Специфическая постмодернистская особенность кинематографа Кустурицы, за которую его часто критикуют на Балканах, — эксплуатация стереотипов об устройстве местной жизни. Режиссер намеренно радикализирует расхожие представления западного зрителя о «дикарях из балканских стран», создает абсурдные карикатуры. В этом плане Кустурица близок к другим режиссерам бывшей Югославии, фильмы которых часто объединяют под общим термином «балканский стиль». 

Есть режиссеры урбанисты (скажем, Вуди Аллен или Георгий Данелия), стихия которых — города, мегаполисы. А есть режиссеры, подобные Кустурице, воспевающие жизнь деревни и села. Аккуратно вписанные в величественную природу покосившиеся домишки, грунтовые дороги, характерные провинциальные типажи — неказистый быт режиссер воспевает с трепетом и любовью, видя в нем особую энергию и полноту жизни. Именно в таких условиях разворачивается львиная доля сюжетов Кустурицы. И именно в таких условиях герои чувствуют себя наиболее комфортно. Город же наоборот обязательно вскрывает их неуместность (например, во «Времени цыган» или в «Завете»). Таким образом, село в киновселенной Кустурицы — это не просто фон, это неотъемлемая часть мироустройства персонажей, зеркало их характеров. 

Фильмы Кустурицы — это всегда коллективные портреты, формирующиеся из многоголосия историй нескольких героев. Через сонм ярких образов и характеров режиссер воссоздает суетливую жизнь обычного человека. При этом Кустурица, в отличие от Сергея Эйзенштейна или Ричарда Линклейтера, не отказывается от главного героя — в его фильмах всегда можно определенно сказать, кто является таковым. Однако многочисленные второстепенные персонажи являются чем-то большим, нежели функциями, работающими на раскрытие центрального образа. Многие из них вполне самодостаточны, наделены многослойными характерами, а их сюжетным линиям уделяется значительная доля внимания. 

Кадр из фильма «Черная кошка, белый кот» (1998)

Одна из причин такого подхода — в материале. Как уже говорилось, Кустурица — пасторальный режиссер, действие его картин разворачивается в провинции, где связи между людьми традиционно ближе, чем в городе, а во главу угла ставится семья. Собственно, и тема семьи для Кустурицы ключевая. Основные герои любой его ленты обязательно состоят в тех или иных родственных отношениях. Характерно, что это обстоятельство зачастую и служит поводом для конфликта.  

Кадр из фильма «По млечному пути» (2016)

Тут же добавим, что Кустурица — один из немногих режиссеров, у которых важную роль играют животные. На площадке у него появляются кошки, собаки, свиньи, коровы, ослы, индейки, овцы, медведи, обезьяны, змеи, летающие рыбы и даже слоны. Иногда им отводится роль символов, иногда они становятся своего рода параллелями к персонажам, а порой их можно назвать полноценными героям со своими характерами, судьбами и ощутимым влиянием на сюжетные линии. Кустурица говорит по этому поводу следующее: «Всю мою кинокарьеру я чувствовал себя режиссером зоопарка. Животные и природа — это мои главные страсти».

Многочисленные герои Кустурицы, при всей их пестроте и разнообразии, объединены несколькими общими чертами. Во-первых, среди них нет ни одного «нормального». Каждый до крайности наделен какой-либо способностью, страстью мечтой или девиацией, отличающей его от остальных. Внутренней исключительности непременно соответствует внешняя. Актерский ансамбль любого фильма Кустурицы — это галерея колоритных типажей, часть их которых обычно находят среди непрофессионалов. Подчеркивать гротескную фактуру своих исполнителей режиссер любит с помощью крупных планов и широкоугольной оптики. 

Кадр из фильма «Черная кошка, белый кот» (1998)

За редким исключением персонажи Кустурицы — неудачники, аутсайдеры. Причем внутренняя свобода позволяет им довольно спокойно принять этот статус. Не случайно Кустурица, как, кстати, и Никита Михалков, питает особую слабость к цыганам. В Сараево режиссер рос рядом с большим цыганским поселением и, по его словам, именно в людях оттуда нашел воплощение понятия «свобода». 

Обязательный эпизод (причем, обычно повторяющийся) в любом фильме Кустурицы — «пляска жизни», то есть бурное застольное гуляние по традиционным поводам, вроде свадьбы, дня рождения или поминок. Такая сцена всегда выполняет ряд функций. Во-первых, в песнях, плясках и прочих увеселениях ярко демонстрируются характеры героев и колорит их жизни. Во-вторых, подобный эпизод концентрирует несколько ключевых сюжетных перипетий, определяющих ход дальнейшего повествования. Например, в сцене гуляния в фильме «Жизнь как чудо» сын главного героя готовится к отправке в армию, жена сбегает с любовником, а зритель понимает, что вот-вот грянет война. И, в-третьих, подобные эпизоды у Кустурицы всегда особенно зрелищны, полны юмора и фирменной безумной эксцентрики.  

Кинематограф Кустурицы — кинематограф контрастов. Неудивительно, что два постоянных мотива режиссера, идущих рука об руку — это любовь и война. Вторая мировая служит трагикомическим фоном для «Андеграунда», Боснийский конфликт меняет судьбы героев фильмов «Жизнь как чудо» и «По млечному пути». Война существует у Кустурицы и в более мелких масштабах — как столкновение криминальных семейств и политических групп. Однако посреди кровопролития Кустурица почти всегда обнаруживает место для любви. Она не только преодолевает любые разногласия — политические, религиозные, культурные — но и возвышает, показывает мелочность и бессмысленность любых распрей. Любовь в фильмах Кустурицы всегда торжествует, хотя и не обязательно обеспечивает хэппи-энд. Сам режиссер, говоря о значении темы любви в своем творчестве, замечает следующее: «Кино должно исцелять души людей. Нужно, чтобы, посмотрев твой фильм, люди начали обнимать друг друга, испытали счастье, сердечную радость. Радость от полноты бытия. Не в этом ли эстетический смысл человеческой жизни?». 

Один из самых характерных для Кустурицы монтажных приемов — контрастный монтаж. Динамичное действие, сопровождаемое громкими шумами и музыкой (та же «пляска жизни»), резко прерывается статичным кадром и звуковой паузой. Столкновение кадров, контрастных по ритму, цветовой палитре, эмоциональной окраске и смыслу, создает почти шокирующий эффект и подстегивает интерес зрителя. По своему значению такой прием, надо полагать, прекрасно вписывается в киномир Кустурицы, поскольку отражает идею контрастности мира, в котором повсеместно друг с другом соседствуют противоположные явления. 

Звучат у Кустурицы типичные для балканского региона инструменты — скрипка, ударные, духовые, гитара — но, кажется, исключительное предпочтение режиссер отдает баяну и аккардеону. В каждом фильме обязательно есть персонаж, владеющий этими инструментами, и именно их звучание порой становится главным выразителем тревог, волнений и надежд неприкаянных героев. Лили Тейлор, «вооруженная» аккордеоном в «Аризонской мечте», — прекрасный тому пример.