«Хармс — это аббревиатура, которая включает в себя все»

— Время не терпит сослагательного наклонения. Я думаю, что раньше никому это не было интересно, а сейчас наступило такое время, когда такой фильм стал нужен. Сама история его создания довольно своеобразна. Я много лет не мог найти финансирования на эту ленту, она была долгие годы не ко времени.

Иван Болотников / Фото: Proficinema

— Известно, что вы 15 лет искали деньги на «Хармса»…

— Так и есть, но деньги — это не главное. Случился кризис — и все сразу поменялось. И время, и события стали другими, появилось напряжение в обществе. С этой переменой в обществе фигура Хармса актуализировалась, и возник этот фильм. А получился он благодаря команде, которая его создавала, удивительным людям, о каждом из которых я могу говорить бесконечно. Это компания «Proline Film», продюсер и композитор Андрей Сигле, который очень помог мне в музыкальном решении картины. Я многому у него научился.
 

Трейлер к фильму «Хармс» 

Я очень дорожу своими актерами, хотя там много неактерских работ. Например, отца Хармса играет кардиолог Мариинской больницы, психиатра играет переводчица, и так далее. Эти люди — не актеры, но это входило в стилистику моей картины.

— Очень похоже на стилистику вашего преподавателя Алексея Германа.

— Да, конечно. Но так делал не только Алексей Юрьевич. Это вообще свойственно неореализму, когда хочется перенести жизнь на экран. С одной стороны, это театр, с другой — жизнь, некая подлинность.

— Как вы работаете с непрофессионалами? Какие задачи перед ними ставите?

— Тут важно правильно подобрать типаж. А дальше — как пойдет. Я доверяю людям, тут важно ничего им не навязывать. Они должны идти от себя, от своей органики. Если ты их правильно подобрал, то они дадут тебе что-то неповторимое. С какой-то шероховатостью, но это будет шероховатость жизни, подлинности. Кастинг я проводил в Санкт-Петербурге. Находил людей где угодно. На Невском проспекте, на рынке на Удельной… Мне вообще люди интересны, для меня это был подарок.

На съемках фильма «Хармс» / Фото: Proficinema

— Если бы вы снимали «Хармса» 15 лет назад, когда вы задумали этот фильм, он бы сильно отличался от того, что мы смотрим сегодня?

— Я думаю, что я бы его не снял 15 лет назад. Я тогда еще не был готов. В этом смысле все совпало. У меня появились свои раны, этот проект получился… выстраданным.

— Но он легко смотрится.

— Я очень рад тому, что вы говорите. Если он воспринимается легко, то для меня это большой-большой плюс.

— Ведь можно было снять байопик, можно было снять «Хармс в его произведениях», вы же выбрали такую форму, которую можно условно назвать «Мир Хармса».

— Конечно, я готов ко всем интерпретациям. Хармс — это для меня такая аббревиатура, которая включает в себя все. Потому что, если вы помните, в начале офицер-энкаведешник, соглядатай, которого сыграл Никита Кукушкин, читает стихи. Так вот, это стихи не Хармса, а Александра Введенского. И только после этого идут титры «Хармс». Это название включает в себя все, всех персонажей.

Кадр из фильма «Хармс» / Фото: Proficinema

— Есть выражение «soundtrack of our lives». В детстве мы читаем про Ивана Тапорыжкина, в школе — «несчастная кошка поранила лапу», в студенчестве — «опять об Гоголя!», в более старшем возрасте — «Елизавету Бам». Какой из этих «хармсов» вам ближе?

— И то, и другое, и третье. Но в моем фильме Хармс — это ребенок и художник. Я сознательно не беру черты, которые у него, безусловно, были. Проблема в том, что у каждого есть свой Хармс, и бывает так, что эти ожидания могут не совпасть с тем, что они видят в фильме. В данном случае, это мой Хармс.

— Но вы не стали показывать все эти ссылки, допросы. Даже сцена у психиатра кажется комичной.

— Не стал. Не стал, потому что это не буквальная биография. Это вариация на тему жизни Хармса. Если бы я стал снимать настоящий байопик, тогда бы поменялся жанр картины.

Кадр из фильма «Хармс» / Фото: Proficinema

— То есть вы специально немножко взяли из биографии Хармса, немного от реальных персонажей, чуть-чуть из его творчества?

— Такое сочетание — оно мне кажется самым правильным.

— Кто появляется в вашей картине уже после смерти Хармса?

— А в начале и в финале — это Яков Друскин, который спас рукописи Хармса. Если бы не он, мы бы не получили архив Хармса и Введенского. И кстати, чемоданчик — это настоящий чемодан Друскина, который нам любезно предоставили специально для съемок.

— А рисунки, которые Друскин перебирает?

— Рисунки — это очень качественные копии. Я вообще хочу отметить высочайшее мастерство ленинградской школы реквизита, художников-постановщиков. Они сделали все просто безукоризненно. Еще раз повторюсь, мы собрали невероятную, очень сильную команду. Нам помог в этом сам Хармс. Услышав его имя, все шли работать на эту картину за очень небольшие деньги. Не было ни одного отказа. Все хотели сниматься: и группа «Аукцыон», и Баширов, который сыграл и соседа, и старушку, все вместе. Это еще один пример того, какая была уникальная команда людей, создавших этот фильм.

— Кстати, про «Аукцыон». У вас в фильме почти нескончаемо звучит музыка, как вы работали над ней?

— Как-то легко получилось. «Аукцыон» с самого начала был на одной волне с Хармсом, поэтому они моментально, буквально за половину смены создали симфонию музыкальных образов, импровизаций, а Сони Петровский написал струнную симфоническую музыку. Лирическая тема в сцене с лодочкой, финал — это вот все Петровский написал. По-моему, очень удачно.

— Расскажите, где вы снимали «Хармса»? Квартира — это павильон?

— Это Петроградская сторона. Нам удалось арендовать целый дом, в котором мы сделали и декорацию квартиры Хармса, и редакцию. То есть реальные квартиры мы превратили в декорации. Это все настоящее. По-моему, этого дома уже нет. Кажется, его выкупили. Петербург постепенно уходит, к огромному сожалению, а в Москве уже давно ничего снять нельзя.

— Много было импровизаций на съемках?

— Много. Я снимал сцену, которая не вошла в картину, в которой я хотел соединить Хармса и современность. Я выпустил нашего актера Войцека Урбаньского в образе Даниила Хармса на Невский проспект, ожидал, как будут реагировать современные жители. Так вот, совершенно никакой реакции. Люди воспринимали его как своего, как обычного человека. И это играет на мой замысел, он — это мы. Он — современный человек.