— На каком этапе сейчас находится разработка «Межсезонья»?
— Мы готовимся. Сейчас у нас два основных направления работы. Во-первых, это кастинг. Я отсматриваю анкеты ребят, выбираю тех, кто мне приглянулся, и отправляю им видеозадания. Второе, что мы делаем — пишем сценарий. Он уже почти готов, находится в стадии доработок. Он не дописан, но весь ход действия есть. У нас есть скелет, который постепенно обрастает мясом — готов поэпизодник, весь событийный ряд простроен, и теперь появляются сцены, диалоги и все остальное. Думаю, где-то к середине сентября сценарий будет готов.
Александр Хант о съемках фильма «Межсезонье»
К этому же времени, думаю, у меня будет и достаточно четкий список ребят, которых я отсмотрел и с которыми мы займемся непосредственно пробами. Это ребята со всей России, в какой-то момент мне их нужно будет привезти в Москву для проб. Параллельно мы собираем деньги, которые нужны на все это: на кастинг, на поездки, на, по сути, нашу исследовательскую работу на тему подростков и подросткового насилия. Это важно, потому что моя задача — не просто подготовиться к съемкам, а вообще проникнуть в саму тему, я в ней должен быть как рыба в воде.
— Давайте на этом остановимся поподробнее. На краудфандинговой странице фильма говорится, что ваша цель — «дать подросткам высказаться и сделать так, чтобы их услышали». Расскажите, как происходит ваше погружение в мир современных подростков?
— Недавно мы с оператором ездили работать в детский лагерь в Анапу. Отработали смену с целью как раз повариться в среде подростков, познакомиться с ними поближе, узнать, что это за поколение.
Моя задача — не просто подготовиться к съемкам, а вообще проникнуть в саму тему, я в ней должен быть как рыба в воде.
Также я активно изучаю опыт других режиссеров по работе с подростками. Вот сейчас я читаю книгу про Динару Асанову. Там есть ее дневники, и это очень интересно. Например, такая вещь. Человек всегда говорит про свое время как про нечто уникальное и неповторимое. Вот мы сейчас говорим о подростках как о неком поколении Z и все пытаемся на них взглянуть как на ребят, которые какие-то не такие. Но вот Динара Асанова в своих заметках пишет точь-в-точь то же самое про подростков 70-х годов, что и мы говорим про современных.
Проблемы, на самом деле, все те же. Когда я общался с подростками в лагере, я столкнулся с классической историей безотцовщины, проблемой неполных семей. Подростки очень закрыты, закомплексованы, не умеют выражать свои эмоции и быть откровенными. Я проводил с ними занятия и спрашивал, что бы они хотели в себе изменить, и почти все говорили, что хотели бы научиться общаться с людьми и научиться не стесняться себя. Причем речь как про ребят скромных, так и про ребят «на понтах».
Александр Хант в детском лагере в Анапе / Фото: Александр Хант
Моя позиция была дружественной, я не заходил в роль старшего, который может их чему-то научить, поэтому подростки очень быстро раскрывались и с каким-то прям азартом выговаривались.
— Как вы думаете работать с подростками на площадке, учитывая отсутствие у них актерских навыков?
— В чем особенность подростков как актеров? Они не профессионалы своего дела, они не владеют своим телом, своей физикой. Моя работа — сделать так, чтобы подростки не сыграли эту историю, а пережили.
Подростки очень закрыты, закомплексованы, не умеют выражать свои эмоции и быть откровенными.
В сцене, где герой плачет, он должен плакать по-настоящему. Если его герой переживает те или иные эмоции, он и должен их переживать. Если он будет их просто изображать — все сразу мимо, мы уйдем в фальшь. Вот над этим я и работаю.
Моя цель — найти ребят, стать с ними настолько близким, чтобы мы вместе могли найти возможности для воплощения. И я ищу ребят, которые будут следовать моим идеям, которые смогут отправиться со мной в своего рода путешествие.
Анкеты участников на главные роли в фильме «Межсезонье» / Фото: planeta.ru
Это, кстати, очень сложно сделать сейчас с профессиональными актерами, которые активно заняты. Они выдают тебе три дня в год на съемки. Но невозможно за такое время что-то успеть с ними сделать. Невозможно выцарапать их из графика, чтобы они забыли обо всем другом. И это катастрофа для кино, без этого не появится в нем сложная внутренняя органика.
— Подростковая культура быстро меняется, а производство фильма требует довольно большого времени. Нет ли опасений, что к моменту выхода картина несколько отстанет, и самим подросткам будет казаться не столь актуальной, близкой, достоверной? Грубо говоря, в фильме будет звучать Монеточка, к которой, возможно, к тому моменту уже не будет нынешнего интереса.
— У меня нет цели сделать кино, которое стоит на моде. Я думаю, что хороший фильм про подростков не теряется во времени. Я недавно смотрел фильм «Курьер» — он нисколько не устаревает, хотя там есть брейк-данс, электроника, то есть абсолютные маркеры того времени. Кстати, сейчас они тоже звучат вполне актуально.
Мне, скорее, нужно делать хорошую драматургическую историю. Та же музыка должна звучать в фильме не сама по себе, а должна сопрягаться с историей. Если Монеточка будет звучать в тему, то она будет звучать в фильме всегда. А если Монеточка будет звучать только потому, что она Монеточка, то это никому не нужно.
Если Монеточка будет звучать в тему, то она будет звучать в фильме всегда. А если Монеточка будет звучать только потому, что она Монеточка, то это никому не нужно.
В мировом кино есть самые разные движения. И вот на них надо ориентироваться, а не только на то, что происходит у нас. Мы не замкнутое пространство со своими тенденциями. Если мы будем делать кино только для внутреннего потребления, то совершим фатальную ошибку. Хотя бы потому, что сам зритель уже не российский — он смотрит все.
— Как полагаете, то, что вы будете работать с подростками, как-то отразится на сроках съемок?
— У нас будет нежесткий календарно-постановочный план. У нас будет маленькая команда не больше двадцати пяти человек, а не шапито, которое ездит на веренице автомобилей. И я хотел бы, чтобы снимали мы столько, сколько нужно. Это принципиальное условие, потому что та система кинопроизводства, которая у нас сложилось, очевидно, не дает результата.
Александр Хант / Фото: Виктор Вытольский
Я не думаю, что дело в сценаристах или режиссерах — сама система не позволяет добиться результата. Она зажимает тебя в скоротечное производство, в котором сложно получить желаемое. Я, кстати, вообще считаю, что нужно уйти от схемы двенадцать часов 6/1 и перейти к схеме десять часов 5/2. Это заметно повысит качество фильмов.
— Какие локации больше подходят этой истории? Как проходит их отбор, где думаете снимать?
— Сейчас мы планируем поездку в Екатеринбург на выбор натуры. Один раз мы уже там были, и сейчас хотим с оператором съездить еще, чтобы осмотреть локации уже детально и предметно. В общем, мы приглядываемся к Екатеринбургу и Сибири. Думаю, мы не ограничимся Свердловской областью, а заедем, например, в Челябинскую. Мне очень нравится природа Ханты-Мансийского округа, такие болотистые ландашафты.
Я, кстати, вообще считаю, что нужно уйти от схемы двенадцать часов 6/1 и перейти к схеме десять часов 5/2. Это заметно повысит качество фильмов.
Кстати, мне кажется, что в современном российском кино очень мало задействована Россия в визуальном плане. Мне бы хотелось найти колорит. Екатеринбург меня как раз тем и привлек, что это предгорье, большой город, но не столица и не Санкт-Петербург. У Екатеринбурга есть свое лицо, свой колорит. Север, думаю, близок нашей истории.
— Ваш дебютный фильм «Витька Чеснок» отличался ярким визуальным стилем. Чего ждать от изобразительного решения «Межсезонья»?
— Мы находимся в поиске. Решения пока нет, но мы с оператором Натальей Макаровой для этого погружаемся в историю. Вообще подход такой. Наша задача не столько придумать, сколько понять. То есть мы не гонимся за решениями, а ждем, пока они сами придут.
Трейлер фильма «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» (2017)
Безусловно, фильм будет иметь свои визуальные ходы, тем более что по первому образованию я сам оператор и к изображению отношусь скрупулезно. Не думаю, что это будет похоже на «Чеснока», потому что там была социальная драма, для которой хотелось визуального китча, чтобы это работало в контрасте. Здесь же это в принципе невозможно — это сработает против истории. Как это будет точно — не знаю. Но во всем должна быть драматургия.
В современном российском кино очень мало задействована Россия в визуальном плане.
— Есть ли уже какие-то предположения, что вы будете использовать из техники: камера, оптика?
— Поскольку мы не придумали еще визуальное решение, то и с техническими средствами вопрос открыт. Ведь техника — это краски, средства. Но есть разные мысли, фантазии на тему. Возможно, мы даже будем снимать фильм на пленку. А может это будет какая-нибудь камера VHS. Мы не хотим себя ограничивать условной ALEXA или RED.
— Можете предположить, что будет самым сложным для вас как режиссера на этом проекте? Может быть, какие-то конкретные сцены или глобальные задачи?
— Сложные сцены обязательно будут. Но свою самую трудную задачу я сейчас вижу в следующем. Не потерять психологизм истории, не потерять внутренних отношений, не уйти в жанр. Я бы даже сказал, что хотел бы следовать советской традиции кинематографа. Не в смысле чего-то устаревшего и нафталинового, а в смысле психологического кино, которое было как раз, на мой взгляд, советским кинематографом и изобретено.
Мы не гонимся за решениями, а ждем, пока они сами придут.
Если мы смотрим, скажем, комедии Рязанова или Данелии, мы всегда видим судьбы, даже несмотря на то, что это комедии. Или фильм «Москва слезам не верит» — очень полифоничное кино, драма, по своей сути. Полагаю, весь кинематограф движется в этом направлении, кино всегда пытается изобрести психологию, вне зависимости от жанра. Даже в супергеройском кино сейчас важно, о чем страдает, что гложет Тони Старка, Черную пантеру или Бэтмена.
На съемках фильма «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» (2017) / Фото: Виктор Вытольский
История у нас будет приключенческой, криминальной, в ней будет много нестандартного, но с психологией. В «Чесноке» я ушел в китч, в изобразительность, отвлекся от отношения, и потому психологии мне там не хватает. В этот раз у нас будут сцены, где мне нужно будет сложить пазлы из неочевидных вещей, где героям предстоит пережить на экране сложные мысли и чувства. Моя задача — сделать так, чтобы герои это пережили, а зритель это наглядно увидел с помощью киноязыка.
Поддержать проект «Межсезонье» вы можете на Planeta.ru.
Обложка: Александр Хант / Фото: Павел Орлов