Марион Котийяр и Шарлотта Генсбург на Каннском фестивале 2017
— В 1996 году вы уже снимались у Деплешена в картине «Как я обсуждал… (мою сексуальную жизнь)». Каково это снова работать вместе? Что изменилось?
— Тогда я была просто счастлива сниматься в кино. У меня было ощущение, что мечта сбылась, но поверить в случившееся никак нельзя. В этот момент ты испытываешь какое-то особое возбуждение, которое трудно описать. А теперь я стараюсь проживать все, что происходит, стараюсь прочувствовать все. Поэтому новый опыт сильно отличался от опыта 20-летней давности. Чрезмерное возбуждение, попытки смотреть одновременно во все стороны — все это мешает и отдаляет от процесса. На сей раз я поняла, что Деплешен устраивает путешествие для каждого актера. Особенное путешествие с необычным ритмом, с необычной мелодией. Ты не просто снимаешься в фильме, а попадаешь в мир этого режиссера. Почти как с Шекспиром, который прекрасен, но чтобы понять его, нужно погрузиться в его мир с головой.
Кадр из фильма «Как я обсуждал… (мою сексуальную жизнь)»
— Раз уж вы заговорили о ритме. Ваша сцена танца под песню Боба Дилана It ain’t Me Babe просто прекрасна.
— О, да, это было так круто — танцевать. И под эту песню обычно никто не танцует, она как будто бы не для этого. У Арно было две композиции на выбор, я выбрала эту. С первого прослушивания у меня родились какие-то идеи, рисунок движения, я увидела все, что можно сделать под эту музыку. И здорово, что мы сняли все это еще до того, как Дилан получил Нобелевскую премию.
— Ваша героиня немного суицидальная, по крайней мере, на такую мысль наталкивает история с ее псевдогибелью… Как вы работали над этой стороной образа?
— Мне-то как раз кажется, что Карлотта привносит жизнь в существование других персонажей. Она и сама возвращается домой после долгих лет отсутствия, чтобы вновь стать живой, вернуть свое имя, переписать документы, в которых констатирована смерть. Думаю, это дает интересный контраст. Человек должен быть очень и очень сильным, чтобы суметь прожить свою настоящую жизнь, встретить все испытания с высоко поднятой головой.
Кадр из фильма «Призраки Исмаэля»
— В какой-то степени все персонажи «Призраков Исмаэля» говорят на разных языках, не понимая друг друга. Вам доводилось играть роли на иностранных языках, например, на польском. Каково это?
— Ох… Приходилось зазубривать фразы. Представляете, двадцать страниц! Я сейчас ни слова не помню. Но сложность заключается в том, что для меня важна не только фонетика, но и смысл каждого малейшего словечка. Ведь то место, которое слово занимает в предложении, тот смысл, которое оно несет в данном конкретном случае и многое другое говорит о культуре страны и о психологии персонажа. Но это, конечно, требует большой работы.
— Вы ставите перед собой задачи вроде «сняться у такого-то режиссера»?
— Нет. Я могу мечтать, но даже не предполагаю. Как, например, не предполагала, что удастся сниматься у братьев Дарденн. Я просто лечу туда, куда меня гонит ветер (смеется). И в мире много режиссеров, с которыми мне бы очень хотелось поработать. Но я обычно не верю, что мне повезет. Всего один раз поверила, а режиссер умер незадолго до съемок. Это был Клод Шаброль. Помню еще, что мне ужасно хотелось сниматься у Патриса Шеро, и, когда его не стало, я была просто в ярости, ибо всю жизнь ждала малейшей возможности быть рядом с ним. Так и не познакомились…
Кадр из фильма «Два дня, одна ночь» (режиссеры: Жан-Пьер Дарденн, Люк Дарденн)
— Вы хотя бы раз сами напрашивались на роль?
— Однажды написала смс режиссеру, и мне тут же пришел ответ: «ОК, у меня есть одна идея, над которой мы могли бы поработать вместе». И, представляете, я только закончила сниматься у Дарденнов, где у меня была депрессивная роль. Затем была Леди Макбет… И мне пришлось отказать режиссеру, к которому я сама же просилась. В это сложно поверить! Сниматься у него было моей огромной мечтой. Но после того, как я провела часть своей жизни с этими двумя беспокойными женщинами, я просто не нашла в себе силы на еще одну депрессивную роль. К счастью, режиссер меня понял.
— То есть каждая роль на вас сильно влияет?
— За пределами съемочной площадки я стараюсь себя от них ограждать. И дети в этом помогают. Но на площадке мне хочется погружаться настолько глубоко, насколько возможно. И, конечно, я не могу сдерживать своих героинь.
Кадр из фильма «Призраки Исмаэля»
— Надо в качестве лекарства сняться в комедии…
— Хм… А у меня ни одной и не было…
— Вы не просто французская актриса, а актриса с мировым именем.
— Ой, бросьте. Мне, кстати, больше всего нравится работать в моей стране. Знаете почему? Потому что Франция наиболее комфортная страна для кинопроизводства. Для нас кино — часть культуры.
— Однако можно сказать, что «Оскар» изменил вашу жизнь?
— Все международные предложения, которые у меня есть, появились благодаря «Оскару». Он изменил всю мою жизнь. Доступ к именитым режиссерам — рай для артиста. Мечта сбылась и продолжает сбываться. Кстати, мой сын любит играть со статуэткой, несмотря на то, что она тяжелая.
Кадр из фильма «Вечно молодой»
— Вы недавно сыграли у своего мужа Гийома Кане с ним же в паре в картине «Вечно молодой». У вас роли супругов, которых так и зовут Гийом и Марион. Расскажите об этом опыте.
— Когда я прочитала сценарий, мне показалось, что он прекрасен. А потом знаете, кино ужасно тем, что тебя всегда могут заменить. А тут я оказалась незаменимой, эта роль хороша тем, что сыграть Марион Котийяр могла только я (смеется). Фильм очень личный, но в то же время нет. Да, я играю себя, Гийом играет себя, и все остальные тоже. Но это как бы наши версии, а не мы сами… То есть, это представление других людей о нас. Во Франции многие думают, что я живу жизнью кинодивы в Лос-Анджелесе. А я, на самом деле, никуда не переезжала из своей страны. Окружающие просто придумывают истории про нас, про актеров. И из одного неправдивого предложения порой вырастают целые статьи и новости… Я в какой-то момент просто перестала читать. Почувствовала себя беззащитной, как перед стервятниками, и бросила это дело, решила не тратить свою жизнь. Но отчасти на основе накопленного опыта мы и сделали этот фильм.
— Можно не читать, но ореол создается…
— К сожалению, что-то ужасное продается лучше, чем правдивое. Звездам достается больше всего. Помните историю Брэда Питта и Анджелины Джоли. О них же писали самые несуразные вещи, совершенно ничего не зная об их жизни. С нами тоже было нечто похожее: однажды я никак не отреагировала на очередную клеветную статью, а потом папарацци просто оккупировали наш дом. Пришлось давать официальные опровержения.
Гийом Кане и Марион Котийяр. Кадр из фильма «Вечно молодой»
— Пора менять формат медиа.
— Он уже изменен. Сейчас каждый сам себе папарацци, каждый снимает на телефон, делает селфи со звездой и постит в соцсетях.
— А критику читаете?
— Никто не сможет раскритиковать меня сильнее, чем я сама.