— Когда мы начинали проводить «Артдокфест» в 2007 году, он развивался по пути надежд. Это было время, когда вместо Путина пришел Медведев, а с ним и некие иллюзии. Затем произошли определенные события во внутренней и внешней политике страны, война в Грузии, и впервые на фестиваль отказался приехать приглашенный грузинский режиссер со своей картиной. Другому режиссеру из Грузии отказали в визе, хотя он был готов приехать. После того как вернулся Путин со своим знаменитым заявлением, возникло небывалое протестное движение, которое вселило еще больше надежд, базирующихся на серьезном оскорблении и разочаровании. Власть приняла жесткие меры — общество услышало, протестные настроения и надежды постепенно стали сворачиваться.
Виталий Манский / Фото: Виктор Вытольский
Кажется странным, что вопрос об «Артдокфесте», а я рассказываю курс новейшей истории России. Но если говорить о фестивале документального, а не анимационного кино и не о выставке цветов, то нужно учитывать влияние общественного климата. Документалисты не инопланетяне и четко реагируют на происходящие процессы в обществе. Даже если документальное кино рассказывает о каком-то чудаке, играющем на балалайке в русской провинции. Речь идет о человеке, живущем здесь и сейчас, он отражает наше время, хотим мы этого или нет. Я вспоминаю совсем уж камерные картины, например, фильм о продавщице в сельской лавке. Автор показывает ее обычный день, к ней приходят бабушки, отоваривать пенсии. Это лучше любого социологического опроса, это репрезентация жизни, мы видим все, что происходит со страной в этой конкретной лавке с этими конкретными бабушками, покупающими себе по полконфетки, потому что на целую пенсии не хватает.
Виталий Манский / Фото: Виктор Вытольский
Началась жесточайшая зачистка любых проявлений гражданского общества, что неминуемо завершилось войной в Украине, аннексией Крыма и дальше по полной программе. Документальное кино вместе со всеми перешло в этот ступор: для одних Крым — наш, для других — не наш. Не важно, что считает документалист в отношении Крыма, общество раскололось на два неравных лагеря и стало отражать их идеологию. Признаем, что большинство талантливых людей оказалось в одном лагере, не буду указывать в каком, но и в другом стали появляться таланты, чье картины также участвуют в фестивале. Их меньше, но мы всегда будем оставаться площадкой, представляющей в равной степени все точки зрения, потому что главным для нас остается талант автора. В наборе сокращений «Артдокфест» — «арт» главенствует, это принципиально. Фестиваль нисколько не изменился в своем регламенте, методологии или подходах, каким он создавался, таким и продолжает быть. Но всё поменялось вокруг — мы остались на вершине холма, который ушел вместе с макушкой под воду, которая уже застоялась и начинает цвести.
Презентация фильма Виталия Манского «Родные» на «Артдокфесте» 2016
— Можно ли сказать, что кино стало более политическим?
— Не согласен. Любой украинский фильм в 2008 году оставался всего лишь украинским фильмом, показанным в Москве на «Артдокфесте», чему бы он ни был посвящен. Сейчас демонстрация этого же самого фильма становится политической акцией. Любое погружение в неглянцевую реальность, естественное пространство документального осмысления жизни, расценивается как противопоставление официальному масс-медийном пространству — телевизору. Документалисты на телевидении всё больше лакируют нашу весьма шершавую и поэтому прекрасную жизнь. Возникают внутрицеховые противоречия и конфликты, определения своих позиций. Это еще не так, как в Северной Корее, но становится похоже.
— Почему вы решили в этом году провести фестиваль в «Октябре»?
— Факторов много. Во-первых, мы бы не смогли развернуться в «Горизонте» в том объеме, в котором развернулись здесь. В «Горизонте» вообще три зала, суммарно на 700 мест, мы бы просто не смогли провести половину наших показов в большом зале. Потом там закрыли метро. Там проходил немецкий фестиваль, который для «Горизонта» более комфортен, в том смысле, что им дают деньги и нет никаких проблем, никаких судов и так далее.
«Артдокфест» 2016
— Поменялся ли зритель за эти 10 лет? Мне кажется, что четыре года назад в кинотеатр «Художественный» приходило гораздо больше зрителей, чем сейчас в «Горизонт» или «Октябрь».
— Это аберрация зрения. В кинотеатре «Художественный» 605 мест — партер на 400, а балкон мы открывали не на все сеансы. Конкурсные показы собирали эти 400 человек. Особые события, на каждом фестивале их порядка десяти, собирали полный зал. В этом году у нас тоже много особых событий, среди которых показ моей картины «В лучах солнца». Она уже была в прокате четыре недели и раннее демонстрировалась в большом зале «Октября». Кажется, что у нее нет никакого потенциала собрать аудиторию, но, судя по данным кассы, было продано более 600 билетов, а еще 300 наших пригласительных. Поэтому зрители есть, конкурсные показы собирают аншлаги.
Показ фильма «Слишком свободный человек» на «Артдокфесте» 2016
Я не считаю, что люди ушли в подполье, перестали рефликсировать и опустили руки. Может быть, произошла рокировка аудитории, но количественно и качественно она не изменилась. Главный фактор существования фестиваля — это не финансовые обстоятельства, а наличие постоянного зрительского запроса, который не нуждается в дополнительной стимуляции. Мы ни копейки не тратим на рекламу, но по медийному сопровождению практически не уступаем «Кинотавру» или ММКФ. Понятно, что по указаниям сверху мы входим в стоп-лист ВГТРК, но даже Первый канал делает сюжеты об «Артдокфесте», чтобы сохранить лицо и определенную степень доверия у аудитории.
Нужно еще понимать, что это декабрь, и наш зритель должен дойти от дома до метро, приехать в час пик и пройти в морозную московскую слякоть к кинотеатру и заплатить деньги за билет. При этом нет гарантии, что есть свободные места, поэтому мы устраивали дополнительные сеансы и некоторые люди оставались ждать второго показа. Я так подробно об этом говорю, потому что это не в Канны приехать, снять комнатку за 500 евро с видом на Круазетт, утром выпить винца с устрицами, а вечером надеть фрак и пройтись по красной дорожке. Это другое, поэтому каждый зритель в зале совершает поступок. Даже если на сеанс придет десять человек, это колоссальная энергия, десять совершенных действий. И мы не можем изменить этим людям, сказав, что нам не дали денег.
Виталий Манский / Фото: Виктор Вытольский
Поэтому когда нас обвинили чуть ли не в антигосударственной деятельности и минкульт перестал выделять средства, мы потеряли часть наших наработанных партнеров, а я стал частично сам финансировать фестиваль. Я, конечно, благодарен фонду Михаила Прохорова, который поддерживает «Артдокфест» с первого критичного года. Но эта сумма не может покрыть всей стоимости проведения такого масштабного фестиваля в Москве, не говоря уже о Петербурге, Екатеринбурге и Риге.
Кстати, мы постепенно переводим в Ригу все профессиональные панели и медийные события. В этом году мы впервые отказались от питчинга, потому что питчинговать в России картины, которые не имеют никакого шанса на коммерческую реализацию — бесчестно по отношению к авторам. Поэтому мы сейчас работаем над организацией настоящего «взрослого» европейского питчинга для проектов из бывшего СССР в Латвии.
Виталий Манский / Фото: Виктор Вытольский
— С чем связана перебазировка в Ригу?
— Потому что там нет преступников-чиновников, уничтожающих культуру своей страны. Там с чиновниками можно вести спокойный диалог на любые темы, они существуют, чтобы помогать. А в России чиновники помогают только себе и мешают тем, кто готов трудиться на благо страны. Конечно, если в России произойдут события, которые не позволят проводить «Артдокфест», наш фестиваль полностью переедет в Ригу, где мы на всякий случай готовим пространство. Я могу перенести фестиваль и его профессиональную составляющую, но не смогу привезти за собой тысячи зрителей, для которых «Артдокфест» является одним из главных событий года, дающих веру в то, что Россия пока еще свободная страна.
— По какому принципу вы выбираете слоганы и символы для Артдокфеста?
— Мы выбираем в окружающей действительности события, которые считаем знаками нашего времени, ведь на основе событий и делается документальное кино. Вот, например, полет нашего президента со стерхами был знаковым событием, которое изменило медийное существование главы государства. Он превратился в некоего мифологического персонажа, оторвался от земли и прекратил земное существование. Поэтому тогда символом фестиваля были взлетающие вверх стерхи и падающие вниз две ноги в башмаках. Это знак оказался прозорливым.
Афиша «Артдокфеста» 2012
Слоган фестиваля в этом году — «Вместо свободы». Мы прекрасно видим и понимаем, что происходит за рамками «Артдокфеста», на других фестивалях. Я сам это чувствую, когда мою картину не принимают российские площадки, которые раньше гонялись за мной и упрашивали поучаствовать. Не говоря уже про многие фильмы из нашей программы, которые по определению не станут брать, потому что эти фестивали зависят от государства, а не от зрителей и профессионалов, ради которых такие мероприятия проводятся.
Мы изобразили на афишах Петра Павленского, так как он является ключевой фигурой в современном искусстве России. Фигурой, благодаря которой весь мир понимает процессы, происходящие в российской культуре. Он большая загадка и для самих россиян, потому что у нас понимание современного искусства всё еще на девственном уровне, особенно, когда речь идет о радикальных акциях — поджоге, приколачивании и так далее. Подавляющее большинство людей в России считает Павленского городским сумасшедшим. Поэтому для нас он символ чего-то непонятного, пакета со смыслами, который можно вскрыть благодаря фестивалю.
Афиша «Артдокфеста» 2016
В ситуации возрождения тотальной цензуры мы чувствуем себя как Павленский с зашитыми губами. После прошлого «Артдокфеста» мы долго ходили по судам из-за Минкульта, который посчитал, что у нас показывали фильмы без прокатных удостоверений, мы доказали обратное. Чтобы получить в России прокатное удостоверение, нужно иметь юридическое лицо и сдать фильм в Красногорский архив, согласно ГОСТам, подготовить для этого монтажные листы, оплатить налог в госкассу — это довольно сложная процедура. Уже нельзя снять на мобильный телефон фильм-селфи и показать его на фестивале, даже если говорить в нем, что любишь Путина. В Белоруссии ситуация и то гораздо цивилизованнее — там неважно, есть юрлицо или нет. Организаторы фестиваля сами приходят со списком фильмов без прокатного удостоверения, их смотрят и дают разрешение на показ в рамках этого фестиваля.
— Вам лично не давали прокатное удостоверение. Как удалось все же его получить?
— Мы четко дали понять, что если нам будут и дальше отказывать, то мы подадим в суд и будем идти до самой высшей инстанции, выходя за пределы России. И хотя в Минкульте руководят люди небольшого ума, у них есть здравые советники, которые объяснили, что это только увеличит внимание к картине, поднимет ее рейтинг и принесет дополнительные положительные опции для автора, которого они хотят уничтожить. Так зачем ему помогать своими руками? Они очухались и после четырех отказов дали прокатное удостоверение.
На «Артдокфесте» 2016
— Как вам удается быть независимым кинематографистом?
— Нужно просто быть свободным человеком, потому что все проблемы не снаружи, а внутри нас. Несвободный человек по определению не начнет движение, он скажет, что это невозможно, это будет чревато тяжелыми последствиями, это нужно согласовать. Я ничто ни с кем не согласовываю, я действую так, как мне подсказывает моя совесть, и поэтому всегда побеждаю тех, кто пытается со мной бороться. Потому что они с совестью либо не разговаривают, либо у них ее давно нет как инструмента, который должен быть внутри каждого живого существа.
— В одном из интервью вы сказали, что вам бы хотелось, чтобы многие фильмы, показанные на «Артдокфесте», никогда не были сняты. Почему?
— Драматургия документального фильма базируется на реальных событиях. Например, мы смотрим фильм, посвященный Борису Немцову, трагедии, произошедшей напротив стен Кремля. Мы смотрим эту картину, потому что произошло преступление. Что будет для меня ценностнее: живой Борис, который приходил на «Артдокфест» и на равных участвовал в обсуждениях, или десяток, сотни залов, переживающих эту трагедию? Или, например, моя семья. Очевидно, что я никогда бы не хотел видеть картину «Родные». Никогда. Я снимаю от происходящей неизбежности. Я не поджигаю избу, чтобы снять пожар. Ее подожгли, и я снимаю этот пожар. Это разные вещи, но я бы хотел, чтобы эта изба не горела.
Виталий и Наталья Манские
— А как же ваш фильм про Северную Корею?
— Я не говорю, что не хотел бы всех фильмов. Но я был бы счастлив, если бы картин из нашей программы «Война и мир» не было, потому что они все возникли из-за начала войны в Украине.
— Вы являете собой пример успешного режиссера и продюсера, ваши фильмы имеют кассовый успех, особенно за границей. Как обычному российскому документалисту научиться зарабатывать своим трудом в современных реалиях?
— Я могу рассказать как заварить кофе, но не могу научить написать картину. Это не вопрос одного действия. У искусства нет законов, в отличие от производственных процессов. Как записать музыку? Взять магнитофон. А как сочинить музыку? Вроде бы похожие вещи, но абсолютно разные. Я как продюсер запускаю не все фильмы режиссера Манского. Я с ним разговариваю, и режиссер Манский защищает продюсеру Манскому свои проекты. Я доказываю сам себе, слушаю себя, с чем-то соглашаюсь, с чем-то нет. И когда режиссер Манский меня убеждает, то я как продюсер запускаю его новый проект. У меня есть жена, она тоже мой продюсер. Я ей защищаю свои работы, потому что мы снимаем кино или проводим фестиваль на свои деньги, а на них можно купить дом или поехать куда-нибудь отдыхать. Ее нужно убедить, что фильм ценнее, это не так просто. Это не прийти на питчинг и убедить продюсера с телеканала, чтобы он отдал на твой проект чужие деньги. А ты попробуй его убедить вложить свои личные деньги, которые он отложил на отпуск с женой. Вот если у тебя это получится, значит твой фильм гениальный и его будет смотреть огромное число зрителей.