Лечь в стол с первым полным метром?
— У меня нет проблемы с тем, как называть мое кино. Слова обычно ничего не меняют, а я дико не люблю пустой болтовни. Кроме того, есть большое количество специально обученных людей: журналисты, критики, киноведы. Они разбираются в словесных компиляциях лучше меня, раскладывают все по полочкам, маркируют, пишут биографии-монографии и так далее.
Федор Константинович на съемках фильма «Добрый вечер»
Когда я в съемочном процессе, то для меня «артхаус» или не «артхаус» — это абстрактные формы, которые нет смысла держать в голове. Мы создаем фильм. Для меня кино — единый процесс, большой, многоступенчатый. И раскладывание по полочкам — нижние ступеньки. При всем уважении к людям, которые этим занимаются.
— Я почему спрашиваю. Мне это кажется довольно смелым поступком: делать своим первым полным метром, так скажем, «незрительское кино». В то время как остальные начинающие режиссеры в поисках финансирования выбирают более понятные для инвесторов сценарии, мейнстрим.
— В том и дело, что это большая, спорная тема. За один короткий разговор мы просто не сможем точно разобрать, что такое мейнстрим, что такое андеграунд, что такое артхаус. Это даже не про кино. Про культурологию, социологию. Если я в процессе работы над фильмом буду держать в сознании этих монстров, то никуда не сдвинусь в своем главном действии. Конечно, нельзя сказать, что мне это совсем неинтересно. Я понимаю, что Майкл Джексон, например, — это мейнстрим, а Андрей Белый — это андеграунд. Или Даниил Хармс, который всю жизнь писал буквально в стол, его вообще не существовало для общественности, — сегодня вдруг стал одним из главных писателей мировой литературы. Так и в кино. То, что сегодня является никому не известным артхаусным трендом, завтра может стать ключевым явлением в искусстве. А может и не стать. Мы этого не знаем.
На съемках фильма «Добрый вечер»
— То есть ты готов, как и Хармс, «лечь в стол»?
— Это некорректное сравнение, но раз уж мы об этом заговорили, то сам Хармс, я уверен, никогда об этом не думал. И я вот тоже стараюсь об этом не думать. «Лечь в стол» — это же метафора. Я себя не «кладу». Я делаю кино, вывожу его на рынок, предлагаю его зрителю, а вот как и где оно выстрелит, когда и где его откопают (может сегодня в Москве, может через две тысячи лет на Луне) — это уже не моя забота. Всего лишь вопрос «резонанса». Я не комплексую по поводу того, что «ох, мне не дадут Оскар», «ох, я не Дэмьен Шазелл». У каждого своя траектория, и человек не властен программировать персональную судьбу. Поток жизни таков, что через два года про любого популярного персонажа напрочь забывают. И они это прекрасно понимают. Точнее, мы все это прекрасно понимаем.
Кадр из фильма «Добрый вечер»
— А я вот не очень тебя понимаю. Вот смотри. Когда я снимаю кино, я очень хочу понравиться. Если я разговариваю с продюсерами, я очень хочу им понравиться. Я действительно хочу нравиться себе, друзьям, родителям.
— Отличная, болевая тема! Авторские «комплексы и амбиции» — мозговзрывательная штуковина для всех, кто занимается искусством. Как относиться к тому, признали тебя или нет? Повторюсь, Хармс при жизни был привидением. Кафка был никому не нужен и не публиковался вообще, а сейчас это одна из центральных фигур литературы ХХ века. Но, например, Сашу Соколова и Ларса Фон Триера сегодня вдруг признали. Список признанных и непризнанных гениев безмерен. Понятно, что очень хочется, чтобы тебя заметили, чтобы признали, но в этой суете, в этой коварности, в этой глупости человеческой кому ты можешь доверить свое высказывание, свой «шедевр»? Мастерам, друзьям? Продюсерам? Себе самому? У меня нет ответа на этот вопрос.
На съемках фильма «Добрый вечер»
Потому что если ты совсем незаметен в кинопроизводстве, если ты непонятная фигура и «белый лист», если нет никакого контекста, из которого тебя можно определить, – то да, согласен, тебе будет очень трудно привлечь внимание к своему проекту. Вот нам говорят: Жора Крыжовников снял новый фильм. Или Андрон Кончаловский. И мы думаем: круто. Но я по сравнению с ними — никто, у меня нет заведомого внимания со стороны зрителя. «Лечь в стол» — это удобно и приятно, но в реальности нужен некий антураж вокруг твоего «бренда», чтобы у зрителя мог зародиться интерес к фильму. Как? Не знаю. Сплошная мистика.
Создать свой бренд
— Круг профессиональных и творческих завязок хорошо отрабатывается на короткометражных фильмах. Первая короткометражка: никого не знаю, ничего не умею, камеру взял, все сам поснимал. Вторая короткометражка: позвал одного человека, второго. Вообще, очень трудно звать кого-то в первый раз: «Здрасьте, я никто». Следующая короткометражка: я матерый волк, все знаю, все умею, у меня есть опыт. Я буду, разумеется, ошибаться вновь и вновь, но, по крайней мере, у меня уже есть понимание процесса.
Кадр из фильма «Добрый вечер»
— Кстати, о том, как трудно звать в первый раз. Давай поговорим об актерах. В каждом киновузе есть доска объявлений, куда артисты прикалывают свои фотографии, и они висят там годами. Я такую доску как-то назвал «стена плача». Но есть актеры, которые ничего не просят, а просто играют даже у самых неопытных режиссеров и постепенно растут. Филипп Савинков когда-то сыграл у меня. Потом играл в сценическом отрывке «В ожидании Годо», кажется, у тебя…
— У меня, да.
— Потом, получается, сыграл у тебя же в полном метре. Сегодня он уже довольно известный актер. Я это к чему. Получается, что есть смысл актерам играть у неизвестных режиссеров, а не ждать своего Михалкова. И наоборот, есть смысл брать молодых артистов, а не искать суперзвезд. Мы помогаем друг другу. Ты согласен?
— Все относительно. Может, у кого-то, например, Данила Козловский — друг детства. Я знаю много режиссеров, для которых известные актеры — это ближайшее окружение. Для них совершенно естественно пригласить их в свой фильм. Известным актерам тоже, наверное, легко и удобно сниматься у «своих». И потом, известность — это очень текучая и неоднозначная штука. Да, сегодня Филипп Савинков не очень известен, но кто скажет, что будет завтра? Понимаешь, я могу разорваться и пригласить в кино Джонни Деппа. Но если ты пытаешься за счет артиста рекламироваться, это точно ни к чему хорошему не приведет. И кстати, есть обратный феномен, когда известные режиссеры специально берут неизвестных актеров, чтобы всем показать: вот, смотрите, какие у меня неизвестные актеры. Эффект аналогичный.
Кадр из фильма «Добрый вечер»
— У меня в прошлом году было одно из самых больших потрясений — это просмотр дипломов первого выпуска режиссерского факультета МШК, курс Попогребского. Это очень дорогие фильмы, чуть ли не все с известными актерами, которые там работают в кадре, работают по-настоящему, выкладываются, а не просто помогают молодым режиссерам. Из всех дипломов ни одного проходного. Мне аж за ВКСР неудобно стало.
— Есть такое. Но ВКСР — это нечто среднее между ВГИКом и МШК. ВГИК сегодня — это совсем абсурдное заведение в плане «академического пафоса». МШК — новое течение, где многое «по свежаку». И хотя на ВКСР преподают те же люди, что и во ВГИКе, свободы там чуть больше.
Рождение замысла
— Давай поговорим о самом фильме «Добрый вечер». Это же не будет спойлером, если мы расскажем, что там четыре актера играют четыре почти одинаковые истории, только меняются роли? Как рождался замысел?
— То, о чем ты говоришь, — это форма, а замысел — таинственная штука, которую трудно объяснить. Была идея X, которую я хотел реализовать, но у меня долго не получалась внятная форма. Была исписана куча макулатуры. Я понимал, что по закону моего жанра это должны быть новеллы, но в то же время не хотел делать кино в такой форме, потому что новеллы — это по определению нечто разрозненное. Тогда я вернулся к самому началу. И неожиданно пришла идея, что возможен некий смелый фокус, который позволит превратить четыре отдельные новеллы в цельную структуру. Я понял, что такая метаморфоза является для меня реально интересной и интригующей, после чего просто сел да написал с одного захода сценарий. Это был абсолютный эксперимент, поскольку мы нарушаем все базовые законы кинодраматургии. Чистый риск, чистый кайф.
На съемках фильма «Добрый вечер»
— Но ведь в «Добром вечере» есть цитаты из различных фильмов. Это было специально сделано или такое коллективное бессознательное?
— Есть гипотеза, что все придумано до нас. И снять нечто принципиально новое невозможно. Сейчас даже принято кое-где первым делом спрашивать: а на что это будет похоже? Лично мне подобные рассуждения ничего не дают. Пример пустой болтовни.
— Подожди. Ты сам себе противоречишь. Там же явно виден «Бартон Финк» Коэнов.
— «Бартон Финк»? Не смотрел. Честно. Я перед съемками вообще ничего не смотрю. Во-первых, некогда. Во-вторых, мне претит сам принцип работы по чужим референсам. Как будто вдохновение можно купить или украсть. Конечно, всегда есть какой-то контекст, общий культурный код, в котором мы существуем. Не более. Представим, я придумываю и разрабатываю со своими артистами сцену, и вдруг оказывается, что это очень похоже на какую-то чужую сцену, референс. Меня бы стошнило. Если такое снять, то будет соответствующий привкус.
Производство полного метра
— Девять смен. Одна базовая локация. Мы нашли правильный пацанский павильон, построили декорацию гостиницы. Мне очень повезло с художником. Леха Гарикович — царь! И еще несказанно повезло с оператором. Зовут Маэль Тео Дюваль.
Маэль Тео Дюваль, оператор
— Ты принципиально сам сыграл своего персонажа, сделав его администратором гостиницы?
— Да, это был принципиальный эксперимент, так как я непрофессиональный актер. Администратор обязательно должен был отличаться от четырех персонажей. Это работало на общую концепцию: есть кино и есть реальность. Конфликт неизбежен.
— Как проходила работа с профессиональными актерами? Мне показалось, что они получали удовольствие от игры на площадке.
— Было обязательное условие: получать удовольствие. Но был еще и вот какой момент: мне хотелось большего. Часто был виден сериальный налет, навыки от работы в современной киноиндустрии, в которой они привыкли существовать. В антихудожественных, по сути, условиях, с «восьмерками», стандартными планами. Моя производственная структура отличалась от той, к которой они привыкли. Например, я долго держал их на общих планах, а актеры ждали перестановки, так как они привыкли выдавать роли дискретно, кусочками. Общий план иногда мог идти целую сцену, для них это было тяжело, они думали, что общий будет идти не дольше двух секунд, диалоги попилят на «восьмерки», а тут один длинный кадр. И это чертовски неправильно, что их загнали в «монтажную» систему.
Кадр из фильма «Добрый вечер»
Но мне повезло с актерами. Например, когда мы снимали историю эротических взаимоотношений двух парней, они сами провели большую подготовительную работу, сами договорились, сами разобрались, как такое можно и нужно играть. Все пришли на площадку готовенькие, так что мы отсняли экстремально-романтическую сцену с одного дубля. Парни приняли вызов — и справились с этим на 200%. Тут уж дух соперничества включился в девчонках. 204% там было точно. Свидетели живы. Режиссера можно выносить.
— Как они отнеслись изначально к сценарию?
— Важно, что изначально это был сценарий на 20 страниц. Они смогли прочитать маленький текст с припиской: «затем вы меняетесь местами, и все начинается заново». Режиссерский сценарий был, конечно, больше, страниц 60. Весь нюанс в том, что никто никогда не читает сценарий целиком. 3-4 страницы максимум. Поэтому если в сценарии 100 страниц, то это большая подлость по отношению к бедным артистам. Врать придется слишком много.
Кадр из фильма «Добрый вечер»
— Ты как распределял административную часть работы?
— По правде сказать, никак. Максимум делал сам, как того требует формат фильма. Где не успевал, помогали добрые люди. Продюсеры: Дима Шаров и Кирилл Алехин. Ассистенты на площадке (мои однокурсники): Женя Лалаев и Женя Бяло. Всех сейчас не перечислю. Всем большое человеческое спасибо!
Кадр из фильма «Добрый вечер»
— А как же дальше? Прокат? Фестивали? У тебя же не просто фильм, а авторское кино.
— Дальше? Весна началась, пора заводить мотоцикл. Юбки стали короче, ночи длиннее. Думаю, это прекрасно! Дальше с фильмом? Время покажет.