— Тут такая банальная вещь. Когда мы работали над первым фильмом, то снимали его больше как зрительский, а не фестивальный. Хотели выпустить его на киноэкраны. Это должен был быть полный метр, но научно-популярный формат требует довольно-таки большого бюджета, который мы никак не могли найти. Я говорю: давайте снимем трейлер, сделаем презентацию, подадим на питчинги, будем искать спонсоров и так далее.
Трейлер фильма «Мозг. Эволюция» (2019)
Мы все это сделали, но финансирование не находилось. В конце мы получили субсидию Минкульта на короткий метр. В какой-то момент я поняла, что из того материала, который мы сняли, нужно уже делать кино. И сделали полнометражный, как и задумывали. Его запросили кинофестивали. На одном продавались билеты, и их за две недели раскупили! Тогда мы решили потихоньку поставить его в отдельные кинотеатры. И довольно неплохо получилось — 12 городов, где фильм прошел в кино.
«Документалист не может пройти мимо актуальной темы».
— А что не так с первым фильмом?
— Меня первый фильм не удовлетворял с художественной точки зрения. Так как был совсем маленький бюджет, то, например, на сменах практически никогда не было звукооператора. Специалисты это слышали и говорили: «Ну что ж ты так?» Хотя зрители, которые не разбираются в таких тонкостях, хорошо приняли картину, и мы собрали более миллиона рублей в прокате, практически не имея рекламного бюджета.
В общем, у меня была неудовлетворенность от сделанного. К тому же хотелось глубже копнуть, раскрыть некоторые темы, не затронутые в первом фильме. Было сложно погружаться в научный материал. Я одну литературу читала четыре месяца. Мне нужно было разобраться, кто ученый, а кто лжеученый (смеется), что уже непросто.
Режиссер-документалист Юлия Киселева / Фото: Евгений Пахоль
Первый фильм получился легким, его семилетние дети с удовольствием смотрят, а «Мозг. Эволюция» дети немного боятся. В первом фильме мы хотели поставить маркировку «6+», хоть Минкульт и выдал в итоге «12+», а в новом фильме «12+» вполне оправдано. Детей пугает мысль о том, что нами управляет мозг.
Мне хотелось рассказать об эксперименте Либета, который он провел в 1983 году, после чего многие ученые, психологи и философы стали говорить о том, что у человека нет свободы воли. Несмотря на то что с 1983 года прошло много времени, тема эксперимента Либета до сих пор остается хайповой: выходят статьи на эту тему, существуют гранты на исследование свободы воли и так далее. Мне стало интересно, чем эта тема волнительна.
Потом мне хотелось углубиться в тему нейроинтерфейсов. В первом фильме мы немного рассказали, как с помощью электрической активности мозга можно управлять внешними устройствами. Во втором пошли дальше и рассказали про изобретение двунаправленных интерфейсов. Например, обезьяна управляет от мозга искусственной рукой и получает сигналы обратно в сенсорную область — она как бы чувствует предмет, который трогает.
Кадр из фильма «Мозг. Эволюция» (2019) / Фото: «РИСК-ФИЛЬМ»
Вообще тема мозга очень актуальная в XXI веке, а я как документалист не могу пройти мимо актуального (смеется).
Первый фильм помог мне сделать продолжение.
— Журналистика и документалистика — это разные вещи или похожие?
— Разные. У меня два образования: журфак и ВГИК. Я ушла с журфака в режиссуру, когда поняла, что это разные вещи.
— Но интервью у участников фильма ты брала сама?
— Конечно, а кто еще? Когда ученые общаются между собой, я нахожусь в стороне и снимаю их как документалист. Когда я разговариваю с ними, то нахожусь отчасти в позиции журналиста.
Кадр из фильма «Мозг. Эволюция» (2019) / Фото: «РИСК-ФИЛЬМ»
— А почему ученые все время сидят в пивном баре?
— (смеется) Почему все время? Там только один такой разговор. Но ты прав, когда мы снимали первый фильм, мы приходили к ученым в институты. А это либо аудитория, либо какой-то кабинет с белой стеной и с советским коричневым шкафом. Это выглядит в кадре просто ужасно.
Режиссер-документалист Юлия Киселева / Фото: Евгений Пахоль
Когда мы начинали снимать второй фильм, я всем объясняла: у нас концепция такая — разговор с ученым за чашкой кофе в кафе. Не на фоне институтской стены. Поэтому мы искали ресторанчики, где можно поговорить, исходя из этой концепции. А ученые постоянно звали на научные конференции. Я говорю: вот представьте, вы приходите на премьеру фильма в большой зал кинотеатра «Октябрь», гаснет свет, начинается кино, и вам показывают конференцию. Они смеялись.
Я прилетела в Самару, где проходил «Нейротлон» — соревнование людей с асситивными технологиями. Там параллельно проходила конференция по нейроинтерфейсам. Прихожу к ученым и один из них мне говорит: «Ну что, пойдем в бар?» Я спрашиваю: «Почему в бар?» «Ну ты же не хотела снимать на фоне стен, значит, в бар?» И мы пришли в бар, где сняли просто потрясающий разговор ученых между собой о свободе воли на полтора часа.
На соревновании «Нейротлон» / Фото: «Нейротлон»
Я просто плакала, когда вырезала это все из фильма! За непринужденной беседой герои ведь еще и раскрываются как люди, не только как специалисты. Я понимаю, что их личное отношение не должно доминировать, у нас кино научное, но личное все равно где-то проявляется.
— Как проходит сегодня финансирование документального фильма?
— Тяжело. Но нам на помощь уже второй раз пришло Министерство культуры и выделило половину бюджета. Вторая половина — это спонсоры, краудфандинг и друзья. На первый фильм мы два раза собирали деньги на «Планете.ру», на второй — один.
— На второй фильм деньги было проще собрать, я правильно понимаю?
— Я тоже так думала: после успеха первого фильма мы быстро найдем спонсора. По крайней мере, так меня уверяли люди, которые просили второй фильм. Ага, вообще такого не случилось! Но лично меня немножко спасло, что были деньги с проката первого фильма. Я могла позволить себе больше нигде не работать в этот момент, только снимать кино. Для того, чтобы сделать качественный продукт, я должна тратить на него все время, с учетом того, что я и автор, и режиссер, и монтажер, и сопродюсер. В общем, тот фильм помог мне сделать этот.
Безэмоциональная беседа мало кому интересна.
— Препродакшн документального фильма сильно отличается от препродакшна игрового? Сколько времени тратится на ресерч?
— Да, сильно отличается. У меня ведь герои живут не только в Москве. И нужно было подстраивать график под них. Например, нейрофизиолог Михаил Лебедев живет в Америке, и чтобы что-то с ним снять, приходилось его ловить, когда он прилетал сюда в командировки. Потом я полгода ждала, пока появится пациент, которого мы могли бы снять для эпизода про нейроинтерфейсы. Это все долго.
На самом деле, этот фильм мы сделали гораздо быстрее, чем первый. Во «Второй Вселенной» у меня были жуки-киборги.
— Что, прости?
— Американский нейроинженер Мишель Махарбиз сделал жуков-киборгов. Это насекомые, которым, когда они окукливаются, вставляют электроды в мозг. Потом жук рождается уже с электродами в голове. И им можно управлять. Кнопочку нажал — жук полетел вправо, кнопочку нажал — влево. Что ты так смотришь? У всех такие глаза, когда я про это рассказываю.
Режиссер-документалист Юлия Киселева / Фото: Евгений Пахоль
И вот у нас был аспирант Даниил Кирьянов, который повторил этот эксперимент с жуками. Я говорю ему: «Давайте снимем это для фильма». Он говорит: «Давайте, только мне некогда заниматься жуками, сами их выращивайте». Я купила эти личинки — а их из Европы доставляют — африканские бронзовки, жирные такие. Они жили у меня полтора года, я все ждала, когда они окуклятся, но они в итоге все сдохли.
В фильме так и говорим: вот, смотрите, какие жуки, но мы ничего не можем сделать, они никак не окукливаются (смеется). В общем, я плохой животновод. Мы потом созванивались по скайпу с Мишелем, и он рассказывал, как это делал и куда ведут нас такие технологии.
Режиссер-документалист Юлия Киселева / Фото: Евгений Пахоль
В общем, там все было долго. А в этом фильме мы делали все быстрее. Был прописан сценарный план. И деньги нашлись достаточно быстро. На весь фильм ушло полтора года. От и до. С препродакшном и постом. Я уже стала лучше как продюсер, научилась экономить бюджет: могла три локации в день запихнуть, мучила съемочную группу (смеется).
Самым сложным на этом проекте оказался пиар. Например, я написала десяток пресс-релизов, а потом пришел профессиональный пиарщик и сказал: «Юля, ни один журналист к тебе не придет, прочитав этот релиз». В общем, я еще пиару училась в процессе.
Кадр из фильма «Мозг. Эволюция» (2019) / Фото: «РИСК-ФИЛЬМ»
— А как выглядит сценарий документального фильма?
— Не сценарий, сценарный план. Тут мы говорим про нейроэкономику, тут — проводим такой-то эксперимент, тут — эксперт говорит об этом, тут — об этом, и так далее.
— Меня еще очень интересует процесс монтажа. Ты говорила, что интервью были по полтора-два часа. Ты сколько в монтажке пробыла?
— Очень долго. Я поэтому не отдаю монтаж какому-то другому человеку: весь бюджет фильма на него бы угрохала. И потом, мне было бы очень неудобно сказать: «Вот эти два кадра надо убрать» — а на следующий день прийти и заявить: «Нет, все переделываем заново». Материал я отбираю, во-первых, по смыслу, а во-вторых — по эмоциям. Безэмоциональная беседа мало кому интересна.
Кадр из фильма «Мозг. Эволюция» (2019) / Фото: «РИСК-ФИЛЬМ»
— Кадры Лондона вы брали из стоков?
— Нет, ты что! Мы у всех знакомых спрашивали, нет ли у них пары кадров Лондона? В итоге взяли их у оператора Ирины Уральской. На стоках дорого покупать. $85 за кадр! У нас нет таких денег (смеется).
— Я часто спрашиваю у девушек: кино — это ведь не женская профессия?
— Вообще не женская. Наверное, поэтому я долго все делаю, потому что я очень устаю физически и эмоционально. У мужчин взгляд пожестче. Мне во время учебы мастер говорил: «Юля, ты себя очень жалеешь в своих фильмах». Я, да, не додавливаю, жалею героев: думаю, как им не навредить. А для дока это просто смерть — тут комплиментарность не ценится. В этом смысле в научно-популярном жанре проще работать: здесь же речь не о людях, а о предмете.
Режиссер-документалист Юлия Киселева / Фото: Евгений Пахоль
— Еще один сексистский момент. Что ты чувствовала, когда снимала эксперимент с грудью?
— Ученые нам говорили, что грудь — это суперстимул, и угроза — тоже суперстимул. Если тут поползет паук, ты все бросишь и будешь смотреть только на паука. И мне стало интересно, что если в одной картинке мы разместим и угрозу, и девушку с большой грудью? На что в первую очередь посмотрит человек: на змею или на грудь? Этот эксперимент мы проводили в Институте когнитивных нейронаук, записывали движение глаз с помощью айтрекера. Потом мне, правда, сказали, что грудь должна была быть голой (смеется). Но также многие говорили, что змею никто и не заметит. Но нет, наш герой сразу увидел змею.
— Когда ты снимаешь хронику, ты собираешь все эти подписи на согласие быть в кадре?
— На прошлом проекте да, я собирала. На этом — только у родителей детей, которые в экспериментах снимались. Вообще, я заметила, что в России мало кто этим занимается. На телевидении — чаще. Кстати, когда мы снимали в Самаре в баре, у нас никто ничего не спросил, просто вошли с камерой и стали снимать. Но когда снимали в Москве, в Зарядье, то согласовывали все с администрацией, и вообще, каждую московскую локацию приходилось утверждать.
Кадр из фильма «Мозг. Эволюция» (2019) / Фото: «РИСК-ФИЛЬМ»
— Сколько копий у нового фильма?
— На данный момент 66. Так как я сама еще и продюсер и у нас нет букеров, то я сама звоню в кинотеатры и прошу: «Поставьте, пожалуйста, наш фильм». Мы вышли в «КАРО» и «Кино Окко», а потом стали точечно в разные кинотеатры по стране ставить.
Где-то это разовые сеансы, где-то фильм долго идет в прокате. Прошлый фильм у нас в ЦДК шел полтора года. И спустя год были аншлаги. Это все сарафанный маркетинг. Мне писали письма: «Где можно посмотреть ваш фильм?» Я звонила в ЦДК и спрашивала: «А можно еще сеанс поставить?». Вот так проект и раскручивался.
Кадр из фильма «Мозг. Эволюция» (2019) / Фото: «РИСК-ФИЛЬМ»
Опять же, первый фильм медленнее. У нас сейчас за два месяца сборы сравнялись со сборами первого фильма за два года. Но! Я заметила, что сейчас зрителей на сеансах намного меньше. Мы взяли, скорее, охватом. Пиарщики говорят, что, скорее всего, на это влияет развитие стриминговых платформ. Не знаю, сложно сказать. Надо посмотреть какую-нибудь аналитику. Но это точно не тот случай, когда фильм вышел, отгрохотал и ушел. Нет, такие фильмы как наш, очень медленно заходят, но если зашли, то это надолго.
В Москве «Мозг. Эволюция» можно еще увидеть в Центре документального кино.
Обложка: режиссер-документалист Юлия Киселева / Фото: Евгений Пахоль