Станислав Говорухин, режиссер / Фото: Зураб Джавахадзе
— Почему вы уже который фильм подряд снимаете в черно-белой гамме?
— Я в начале своей карьеры снимал черно-белое кино. Потом настал цветной период. И вот сейчас это уже третья картина, которую я снимаю в ч/б. Нравится черно-белое кино. Это, знаете, как у старого еврея спрашивают: «Зачем вы делаете обрезание?» Он отвечает: «Во-первых, это красиво». Вот и для меня черно-белый кадр гораздо красивее, чем цветной.
Кадр из фильма «Конец прекрасной эпохи»
Во-вторых, вот смотришь старые цветные фильмы, и это невозможно видеть, потому что со временем выцветает картинка. А старые черно-белые фильмы от времени становятся даже лучше.
— Как вы выбирали натуру? Она у вас аутентичная получилась.
— Какая же там натура? Ленинград – это одна улица Санкт-Петербурга, которую еще не сильно испортили. Остальное – это Эстония.
— Насколько актуален Довлатов сейчас? С цензурой, с ложью, правдой-неправдой.
— Я далек от журналистики, но сейчас происходит нечто очень похожее на то, что было в те годы. Я же видел, что было в газетах в 60-е, в начале 70-х, и вижу, что сейчас. Ничем не отличается. Здесь и на Западе. Абсолютно. На Западе даже, наверное, еще тяжелее. У нас всё-таки свобода (пока), а там этого нет. На Западе всё жестче.
Но никаких параллелей с современностью я не предусматривал. Меня никогда не тревожило, насколько это актуально, ни в одном фильме. Я увидел у Довлатова свою жизнь в шестидесятые годы. Наверное, мое заявление покажется странным, но биография Довлатова, когда он еще не был Довлатовым, как мы его знаем, и моя, когда я еще не был Говорухиным, очень похожи. Я тоже работал в газете, работал редактором на студии телевидения, и даже учась во ВГИКе, я продолжал работать в газете «Советская культура». Приходилось, безусловно, врать. Когда я прочитал «Компромисс», я просто ахнул: настолько всё похоже. Я понял, что рано или поздно должен буду это снять. Долго не решался и вот, снял.
Станислав Говорухин / Фото: Зураб Джавахадзе
Вот странно, что Довлатов в своих воспоминаниях, заметках не рассказал про 20 июля 1969 года. Это день, когда весь мир только и говорил, только и писал, что про Нила Армстронга и других американцев, которые высадились на Луну. Если бы вы открыли нашу газету за тот день, то вы бы видели, что там писали, о чем угодно: о небывалом урожае пшеницы, о небывалых достижениях наших ученых, но только не о главном событии, о покорении американцами Луны. В тот день главным событием в советской прессе был визит генерального секретаря ЦК КПСС в Польшу. Но я это вставил в сценарий.
— Кстати, как вы писали сценарий?
— Это не экранизация «Компромисса». Поэтому я написал в титрах «по мотивам». Я хотел добавить «произведений Довлатова», но у нас был договор с семьей писателя, поэтому я написал «по мотивам повести “Компромисс”». Там натаскано отовсюду, из записных книжек, из «Соло на ундервуде», много придумано мной. Когда я работал на телевидении в Татарстане, это было почти так же, как у Довлатова в Эстонии. Например, мы собирались, чтобы поговорить, в фотолаборатории, что я и использовал в сценарии. Капитан милиции, который берет «почитать» запрещенную литературу – это из «Заповедника». Обсуждение повести Лентулова – из «Соло на ундервуде». Из всех «компромиссов», которые есть в книге, я выбрал близкие мне, которые я встречал сам в своей биографии. Помните, у Довлатова есть похороны начальника? Это было совершенно мне чуждо, и я не стал это вставлять в сценарий. Вообще, вы замечали, что во всей моей фильмографии нет ни одного кладбища? Я не люблю это, поэтому никогда это не использую.
Как я уже сказал, это очень автобиографический фильм. Мы тоже на редколлегии собирались и ругали своих товарищей, а потом собирались в фотолаборатории, выпивали и говорили правду. Всё это очень и очень автобиографично. Так что назвать это чистой экранизацией нельзя.
Мне бы очень не хотелось, чтобы зрители подумали, что фильм – это рассказ о Довлатове. Это будет совершенно неправильно. Возможно, я мало для этого сделал, но старался, чтобы характер главного героя был другим. Когда я думал, как назвать героя, то подумал, почему бы не назвать его в честь нашего знаменитого художника Аристарха Лентулова, и назвал его Андреем Лентуловым. Я представлял его себе высоким блондином, потому что я всячески хотел подчеркнуть, что фильм не о Довлатове. Но выбрал отличного актера Ивана Колесникова, для которого эта роль стала дебютом в полнометражном фильме.
Иван Колесников, актер / Фото: Зураб Джавахадзе
Во-первых, Довлатов был бабник. Во-вторых, он был мгновенно остроумный человек, чего нет в Иване Колесникове, сыгравшего Лентулова. Есть остроумие на месяц. «Ох, надо было вот так ему ответить!» А вот даром мгновенного остроумия наделены очень немногие. Например, Ваня Ургант, Саша Олейников, Ренат Давлетьяров. Таким был Довлатов. Вообще, он был очень одаренным человеком. Он был полон достоинств и очаровательных недостатков.
Честно говоря, я сильно волновался только за Ивана: примут ли его? Как посмотрит на мой выбор главного героя зритель? Надеюсь, что у нас что-то получилось.
Иван Колесников (актер): Я пришел на пробы к Станиславу Сергеевичу. Он задал мне два вопроса. «Куришь ли ты?» Я сказал, что курю. «Выпиваешь ли ты?» Я ответил, что выпиваю. Он сказал: «Пошли на пробы». И мы пошли пробоваться. Это было очень-очень быстро, тем более что для меня это первая большая роль в кино. Это было как первая девушка.
На премьере фильма «Конец прекрасной эпохи»
Станислав Говорухин: Как-то я пришел в библиотеку в Нью-Йорке. Это было незадолго до смерти Довлатова. Там я брал книги Солженицына, Войновича и так далее. И хозяйка этой библиотеки мне говорит: «Видите, у окна сидит человек? Это Сережа Довлатов. Хотите, я вас познакомлю?» А я, к стыду своему, деревня, не читал тогда ни одной строчки Довлатова. Говорю: «Да нет, не надо», – взял книжки и ушел.
Хозяйка тогда мне еще дала почитать, по-моему, «Зону». И с тех пор кляну себя, что у меня была возможность пожать руку этому великому русскому писателю и я ею не воспользовался. Надеюсь, что я искупил это фильмом.