— После акции «Фиксация» на Красной площади, которую я считаю 100% попаданием в оценке реальности современным искусством. Меня шокировал этот жест отчаяния последнего протестующего художника-одиночки. Я написала Петру в фейсбук, мы какое-то время переписывались, отправила ему свои фильмы, прошло несколько месяцев, и он написал, что в Москве и готов встречаться. У нас сразу установилось доверие, а потом и дружеские отношения. У него было, как потом выяснилось, еще несколько предложений. Позже появились и немцы, которые стали писать интервью с Павленскими и судебные заседания.
Акция Петра Павленского «Фиксация»
— Как вы делили с ними одного героя?
— Мы не снимали параллельно и встречались только на судах. Они не жили у него дома и находились где-то в своей плоскости. Их продакшн начался, когда Петр уже находился в тюрьме и был вне зоны доступа.
— Правда ли, что Петр Павленский закрытый человек? Как вы нашли к нему подход?
— Как мне показалось, он был достаточно открыт и приветлив и при мне охотно соглашался на встречи с прессой, отказывая только в случае, если считал какие-то издания или телеканалы далекими от свободного мышления. Он ведь не проводит свои акции без СМИ и без них не состоялся бы как художник. Когда я начала снимать фильм, он еще шел к своему международному статусу. Думаю, поэтому он согласился на участие в немецкой картине. По европейским стандартам можно подписать с героем бумагу, что он больше нигде не снимается. В нашем случае все было не так, поэтому вышло несколько комично.
Дарья Хренова, режиссер фильма «Голая жизнь» / Фото: Виктор Вытольский
— У вас был какой-то устный договор, вы обговаривали правила игры?
— Нет, мы просто ударили по рукам — свободное творчество, все дела. Я не сразу себе представляла, как и что это будет, просто было ощущение необходимости этой работы. Петр тоже не дурак, он хороший режиссер и приглашал меня, когда происходили определенные встречи или ситуации. У нас была иллюзорная полноценная реальность, хотя в целом, он был достаточно открыт.
— В вашем фильме есть откровенный кадр, где Петр лежит вместе со своей соратницей Оксаной и еще одной девушкой…
— Да, они одно время жили с Викторией — это их коллега из Украины. У них был такой творческий союз. Поскольку я не могла сидеть все время в Петербурге, то как-то попросила снять их более интимные отношения. В итоге они прислали мне такое жесткое порно. Мы даже пробовали вставить некоторые кадры в фильм, но все это было не к месту, да и уже после тюрьмы Петр просил их не использовать. Частично эти кадры Павленские использовали сами, когда ездили на Украину и проводили лекции по акционизму, с тем объяснением, что Петр — это клей, который соединяет обе страны (Россию и Украину) через женщин.
Кадр из фильма «Голая жизнь»
— Почему в «Голую жизнь» вы решили вставить кадры, где полицейские обсуждают акции Павленского? Мне особенно понравилась реакция женщины, которая после просмотра «Фиксации» сказала: «Ну вот, а я хотела ребенка в художественную школу отдать».
— Мне хотелось зафиксировать реакцию россиян на акции Петра. Я слышала самые разные мнения и мне хотелось внедрить в фильм самые крайние точки зрения. Однако все перевернулось вверх ногами. Протестующие дальнобойщики неожиданно осудили и засмеяли Петра, а лучше всех ухватили суть искусства полицейские. В кадре одна женщина-полицейский восклицает, что акции Петра — это «картины на натуре, происходящие здесь и сейчас, только Павленский рисует их не красками, а своим телом». Этой формулы я не могла добиться даже от своих коллег. Столь колоритные служители порядка — находка Марии Чупринской, супруги нашего продюсера.
— Отдельного внимания заслуживает группа коммунистов в конце фильма, это настоящая режиссерская удача.
— Петру они особенно понравились: он увидел в них брейгелевских персонажей. Это совершеннейшая случайность, встреча с ними. Я снимала, как Оксана дает интервью на Красной площади для «Радио Свобода», а у мавзолея в этот момент назревал торжественный ход коммунистов с портретами Сталина. Это был какой-то апогей абсурда: с набитыми рюкзаками и знаменем, они включили свой приемник с советскими песнями и в этот момент начали бить колокола. А когда старая гвардия, стоя передо мной, неожиданно стала припоминать Павленского, и что он там поджег, и что с него, пожалуй, надо брать пример, я и вовсе еле удержалась, чтобы со своей камерой не завалиться от нереальности всего происходящего. Мне кажется, в тот момент включился какой-то космический канал, не иначе как магия документального кино (смеется). Бодрые старички, кстати, оказались оракулами, припомнив, что Павленскому назначили «штраф в пять тысяч рублей» и выпустили. Хотя в тот момент (декабрь 2015-го) ни о какой денежной компенсации речи и не было, его только что посадили, выводили на первые слушания дела с участием десяти человек спецназа, а срок ему грозил два-три года.
Петр Павленский
— Вы использовали в фильме другие материалы, кроме своих?
— Да, аудиозаписи с телефона Петра. Это его легендарная беседа с бывшим следователем Павелом Ясманом, который вскоре после встреч с Павленским переквалифицировался в адвокаты. Вообще Петр дал мне много своих личных съемок. Другое дело, что они не складывались в историю, для «Голой жизни» мы с режиссером монтажа Армандсом Зачсом взяли то, что работало на действие. Со своей съемкой нам еще помог Алексей Смирнов, ученик Марины Разбежкиной: у него было учебное задание, в рамках которого нужно было взять на ходу интервью у героя. Алексей выбрал в такие «герои» Павленского. Из длинной речи «на ходу» мы выбрали монолог об отце. Еще нам помог с материалами Андрей Нестерук, который снимал по нашей просьбе типографию, где печаталась «Политическая пропаганда», и несколько слушаний в суде по акции «Свобода» на Мало-Конюшенном мосту. Вообще на поддержку, даже моральную, пожаловаться не могу — начинала я весь этот процесс одна, со своей камерой и ежемесячными билетами в плацкарте «Москва-Санкт-Петербург-Москва», потом подключились как со-продюсеры Владислав Кеткович и Александра Жукова, с которыми мы посылали заявки на разные питчинги и строчили письма. Правда, поначалу мы даже не проходили отбор, тема никого не интересовала, хотя Петя уже совершил свои сильные акции «Шов», «Фиксация» и «Туша». Только после того, как он оказался в тюрьме, «ставки» выросли, и мы смогли заинтересовать международных продюсеров. К сожалению, в современном мире на судьбу акциониста очень сильно влияет тюрьма, откуда он уже выходит звездой и состоявшимся художником.
— Как вы работали с таким большим числом продюсеров?
— С большой радостью. Владислав Кеткович ездил на съемки и помогал их организовывать. Гунтис Тректерис задействовал Латвийский национальный центр кино, который выделил его студии деньги на постпродакшн. Никто никаких условий не диктовал по содержанию, было только творческое обсуждение. Еще нам помог Игорь Цуканов, коллекционер и галерист из Лондона, мы смогли организовать съемки в Литве и многое досняли. Для меня главное — не оставаться безумным одиночкой, иначе не хватит сил и моральных резервов, особенно когда тебя начинают таскать на допросы.
Кадр из фильма «Голая жизнь»
— У вас были проблемы с полицией во время съемок?
— Проблемы возникли после акции «Угроза». Петр пригласил на акцию журналистов, из них пришли только Владимир Роменский и Нигина Бероева. Ну и я, так как мы с Петром шли вместе по дороге к Лубянке. Во время акции ребят схватили и продержали в отделении всю ночь. У Роменского стерли или забрали флешки, а с Нигиной обошлись более деликатно. Поэтому наутро все увидели то «подсобное» видео, которое мне удалось снять по ходу действия, даже не с камеры. И фотографии уже вышедшей из отделения полиции Нигины.
Акция Петра Павленского «Угроза»
Затем нас стали вызывать на допросы. Собирались «шить» практически «дело врачей»: тогда бы у Петра был бы больше срок, а мы бы проходили как соучастники. Правозащитная группа «Агора», защищавшая Петра, прислала адвоката каждому, кто приходил на допрос, связанный с акцией «Угроза». Начались обыски, пришлось прятать весь материал. Это было очень неудобно и сложно, в тот момент я монтировала версию для «Дождя», чтобы в эфире поддержать Павленского во время судов, и нам пришлось возить компьютер с квартиры одного коллеги на квартиру другого коллеги. Не все были в восторге, разумеется. Меня и вовсе раздирали разные чувства, потому что не все акции Петра мне безоговорочно нравятся.
Нет, ни на минуту не возникало желания спрятаться или прекратить деятельность. Интересно, кстати, что самые лучшие кадры оказались с камер слежения Лубянки — это потрясающая хроника происходящего с огнем и задержанием.
— Вы согласовывали материал с Петром?
— Сильные разногласия у нас как раз возникли, когда он потребовал финальную версию, в которой ни одного кадра уже не будет изменено. Я, даже убрав то, что он просил, почувствовала себя не очень комфортно, вспомнив времена, когда работала на канале «Культура», где редакторы пенсионного возраста вносили вкусовые правки, требуя что-то переставить, добавить и снова показать. Впрочем, это происходит на всех каналах. Мне не сложно исправлять, тем более, на телевидении это — условие работы. Но прошло столько лет, я думала, что ушла от таких вещей, многое отдав за творческую свободу. После того, как я назвала Петра «Северной Кореей», наше общение закончилось.
Между нами изначально было максимальное доверие — я могла у них останавливаться, они у меня, они все время оставляли детей, которые жили у нас дома как свои. Мы сроднились, но я не нарушала эту границу доверия. Что-то произошло после тюрьмы, что-то нарушилось у Петра в восприятии реальности. Его уровень подозрительности и недоверия к людям возрос. Я к нему отношусь с уважением, но наши пути резко разошлись.
Петр Павленский
— Как Петр отреагировал, когда вы показали ему черновую версию?
— «Голая жизнь» ему понравилась. Правда, он не раз спрашивал: «За что ты так мстишь Оксане?» А мне-то, наоборот, казалось, что на экране она просто ангел, любящая преданная женщина. Значит, видели они себя по-другому. Оксана как-то ругалась на оператора, запрещая снимать, пока не уберет косметику из кадра. Это логично, я бы, наверно, так же поступила. Но в итоге получается некий утрированный образ политического искусства. С другой стороны, фильм должен не вбирать в себя лишнее, а показывать нечто цельное, образ. Поэтому не вошла сюда никакая «эротика» — не об этом, собственно, кино.
— Есть ли разница в съемке публичных и обычных людей?
— Я не вижу разницы. Хотя публичные могут строго дозировать свою активность перед камерой и, конечно, больше регулировать этот процесс. До этого я снимала фильм «Кто будет моим мужем?» про девушку-инвалида, спортсменку, которая ищет себе парня. Я не знаю, с кем было сложнее, с Петей или с ней. Мои герои — монстры, которые могут в одиночку столкнуть поезд с рельсов или поставить его на них. Меня привлекает такой тип персонажей. Из-за своей силы они достаточно сложные и ранимые. Между нами рождается привязанность, мы начинаем дружить, а я — делать то, что обычно режиссер не должен делать: покупать продукты, сидеть с детьми, просто вместе ходить на какие-то встречи. А потом начинаются ужасные обиды, потому что ты входишь в контакт плотнее, чем если бы просто наблюдал за происходящим со стороны. И поневоле выходишь, хочешь ты того или нет.
Дарья Хренова, режиссер фильма «Голая жизнь» / Фото: Виктор Вытольский
— Какова дальнейшая судьба «Голой жизни»?
— Пока рассчитываем на зарубежные телеканалы. Не отправлять же фильм на фестиваль «Саратовские страдания» или «Россию». В фильме нет какой-то бравой антироссийской крамолы, разве что боль за общественную апатию и агрессию, но сама фигура Павленского неформатна и отпугивает государственные и культурные центры за километры. Буду еще собирать авторскую версию фильма под названием «Вандал», в которой акцент больше смещен на акционизм. Ведь изначально фильм начинался не с голого политического протеста, а с жеста современного искусства, но из-за Лубянки и заключения все ушло в политический контекст. В «Вандале» мне бы хотелось вернуть Павленского в зону искусства. Теперь с этой темой нас поддержал музей современного искусства «Гараж». Но время быстро меняется и герой меняется — неизвестно, каким он станет завтра.