«На площадке все должны “болеть” одной и той же болезнью, иначе кино не сложится»

— В двух ваших последних лентах – «Битва у Красной скалы» и «Переправа» – мощные боевые сцены с участием не компьютерно модифицированной массовки, а настоящих людей…

— В этих сценах я опирался на свой опыт, который приобрел, когда работал в Голливуде. Я максимально слежу за тем, кто как работает в кадре. Независимо от того, на первом ли плане он стоит или далеко в больших панорамных макетах. Поработав в США, я приобрел бесценный опыт работы с большими сценами. Даже больше: я стал чуть ли не специалистом в массовых сценах. Но здесь ещё одна важная вещь. Через такие эпизоды я понял, что большие боевые схватки – это не аттракцион, это еще один способ показать ужасы войны. 

Кадр из фильма «Битва у Красной скалы»

Собственно, в американском кино есть масса достойных примеров, на основе которых можно изучать и пробовать работы с массовкой.

— Но ведь вы не единолично работали с такими масштабными сценами?

— Конечно, нет. Была вторая группа, были каскадеры, пиротехники, консультанты. Я понимаю ваш вопрос. Да, «Битва у Красной скалы» и «Переправа» – это очень разные фильмы, их действие происходит в разных эпохах. Но их объединяет единый образ мысли. От актеров до режиссера. Я, вы удивитесь, тоже как-то задумался об этом. И пришел к выводу, что на площадке все должны «болеть» одной и той же болезнью, вирусом, иначе кино не сложится.

— Боевые сцены в «Переправе» снимались по старинке, без особых спецэффектов. А вот следующая, вторая часть, «Переправа 2», там всё наоборот, много компьютерной графики. Она еще не вышла, но её уже назвали китайским «Титаником»…

— Работая над своими фильмами, я всегда опираюсь на голливудскую классику. 50-е, 60-е годы прошлого века. Они оказали на меня огромное влияние, ещё когда я был молодым.

Кадр из фильма «Переправа»

Фильмы этого периода все время со мной. Я к ним постоянно мысленно переношусь: они очень эмоциональные, а такое никогда не забывается.

— Например?

— «Война и мир» Сергея Бондарчука, «Доктор Живаго» Дэвида Лина, «Лоуренс Аравийский» с Питером  О’Тулом. Здесь неважно, поменялась ли эпоха, тенденции. Важно, что остался киноязык.

— А можно некорректный вопрос?

— Конечно. 

— Вот смотрите. Любой белокожий зритель – европеец, американец, русский – не очень часто смотрит китайское кино. Особенно густо населенное персонажами. Нам трудно отличить, грубо говоря, одного китайца от другого. Вы же находите таких актеров, которых не только можно различить, но и вылепить из каждого то, что называется personality, индивидуальность. Как?

— (смеется) Спасибо. Я выбираю актеров, в первую очередь, по типажу. У меня после работы в Голливуде закрепилась привычка искать типажи. Мне не важны черты лица, внешний облик или разрез глаз. Мне куда важнее воплощение в образе. Я создаю международный образ в том смысле, что актер должен быть понятен всем людям. Это реализация личности в той или иной роли. В голове, сердцах, умах людей остаются эмоции, следы от чувств, если я правильно понял ваш вопрос.

Кадр из фильма «Переправа»

В этом и есть тонкости настоящего искусства, включая актерскую способность передавать чувства на экране. Так я и выбираю артистов, они должны носить внутри себя индивидуальность.

— А как вам в поиске индивидуальности помогают художники по костюмам?

— Колоссально! С одеждой это всегда очень тонкий вопрос. Мне в работе над «Переправой» помогали и историки, и специалисты, и художники. Так как это не совсем военный фильм, для меня это вообще, в первую очередь, романтическая история. История любви. Мне было важно, чтобы костюмы грамотно сочетались с типажом героя.

— Вы же знаете, что многие ваши кадры разошлись на мемы и чуть ли не на анекдоты и пародии, вроде голубей в последнем эпизоде или рапидов. Даже в «Переправе» есть «мексиканская дуэль» (взятый из вестернов прием, когда герои наставляют друг на друга оружие. – Прим. tvkinoradio.ru). У вас есть такое чувство, когда вы сидите в зрительном зале и видите, что придуманный вами прием вдруг оказывается у другого режиссера: «Это моя фишка!»

—  (смеется) Ну вы же понимаете, что все эти приемы не я сам придумал. Я многому научился, работая в Голливуде. Если вы имеете в виду белых голубей или ту же «мексиканскую дуэль», то у меня один ответ: это общее коллективное создание.

Кадр из фильма «Трудная мишень»

— «Трудная мишень» в свое время вошла в «Книгу рекордов Гиннесса» как фильм с наибольшим количеством сцен насилия. 

— Вы серьезно?

— Конечно. Сейчас, понятно, уже никто такие списки не составляет. Сегодня в детских мультиках сцен, которые могут конкурировать с «Трудной мишенью», куда больше. Это поэтому в вашем новом фильме «Переправа» даже кровь выглядит не реалистично? 

— Да, конечно. В «Трудной мишени» насилие не было сверхзадачей, разумеется. Но я поставил перед собой идею: снять «Переправу» как фильм не о войне, а, в первую очередь, о любви. Поэтому там и кровь, и битвы, и раны выглядят почти сказочно. Мне было важно показать не военную мясорубку, а эмоции. Это не экшн-муви. Это романтическая история.

Кадр из фильма «Переправа»

Мне пришлось долго думать над тем, как снять романтический фильм о войне. Поверьте, это очень сложно. Я повторюсь: на протяжении всех съемок я обращался к фильмам 50-х – 60-х годов. Я хотел показать на фоне войны три истории любви.

— Вы сегодня много говорили о Голливуде. Что было бы, если б не было в вашей биографии так называемого «голливудского периода»?

— Вполне спокойно. Я жил бы в континентальном Китае, снимал кино и не думал о славе и наградах. Вы же должны помнить, что свой первый коммерческий «выстрел» «Hard Boiled» я снял в Гонконге. Поэтому у меня нет проблем, где снимать. Важнее – как снимать.